Читаем Великий Моурави 4 полностью

- Мы соизволили восстановить пошлинные рогатки, ибо большие затраты несут

князья, готовясь защитить трон наш от шаха Аббаса; и наше повеление утвердил

святой отец.

- Неужели ты, Георгий, надеялся, что князья смирятся с твоим

самовольством? - насмешливо спросил Вачнадзе.

- Некоторые князья иначе думают.

- Таких неразумных ты мне, Моурави, не назовешь.

- Неразумных, князь, я тебе не назову... - и вспомнил: "Во всем на меня

рассчитывай, если даже придется ущемить мой кисет". Очевидно, Зураб знал.

Повеселев, он насмешливо оглядел келью: - Неразумных не назову, а вот верных

своему слову, изволь: Мухран-батони, Зураб Эристави, владетели Ксани, Георгий

Саакадзе...

- Выходит, собираетесь обогащать нас?

- Вас? Нет, князь Чолокашвили, не вас, а азнауров и глехи непременно.

Узнав о ваших домогательствах, мы, полководцы четырех долин, и азнауры Верхней,

Средней и Нижней Картли так порешили: если царь уступит вам, то и мы в своих

уделах поставим рогатки, дабы взимать с вас, князья, за проезд двойные пошлины.

Это вознаградит за убытки, которые нам причиняет бесплатный проезд азнауров и

глехи.

До боли сжал Теймураз ручки кресла, ладонью провел по лицу, точно

стремясь согнать красные пятна, мысленно воскликнул: "Рок испытывает мое

терпение! Но не превратить в прах мои замыслы! "Барс" дерзнул собрать клику

князей, к досаде - наисильнейших! И, пока не выпустил хищник когтей, спеши,

Теймураз! Труби в рог тревогу! Немедля обезвредь своенравного дерзателя, подобно

вихрю, несущего вред!".

- Сверкнет молния, а за ней другая, третья... Так и за Мухран-батони

потянутся князья, - спокойно проговорил Саакадзе, как бы не замечая

неудовольствия Теймураза.

- Значит, против всей Кахети замышляете? Не опасно ли?! - захрипел

Чолокашвили.

Но царь уже не заботился о рогатках: "Мухран-батони! Такие не смиряются,

на троне Багратиони их Кайхосро сидел. Уж не заговор ли? Может, вознамерились

Картли отторгнуть? Тогда Саакадзе усилится, снова пешку передвинет к престолу.

Возвеселись, Мухрани! А может, возвеселись, Носте? Сам трон узурпирует? И в

злодействе ему Мухран-батони помощники! А ослабеет Кахети, вонзят когти в самый

Телави! Нет, Саакадзе, не потому, что ты по крови азнаур, а потому, что ты по

замыслам "барс", не по дороге нам! И картлийским князьям ты до поры попутчик.

Стрелой ума убью твою надежду! Надо склонить на свою сторону всех могущественных

владетелей Картли! Склонить... но чем?! Спеши, Теймураз! Труби в рог тревогу!"

- Что посулил ты, Моурави, своей клике за измену княжескому сословию?

- Посулил многое, князь Вачнадзе, за верность княжескому слову. И если

хочешь знать, изволь: меч - для защиты их владений от всевозможных врагов,

золото - за счет прирезки праздных земель.

Католикос круто повернулся: именно этих земель он жаждал для церкови, -

еще не присвоил, а уже считал церковным достоянием, обладать которым не может

смертный.

- И еще посулил прибыль, - бесстрастно продолжал Саакадзе, - ибо амкары и

купцы в первую очередь будут закупать товар у дружественных нам князей и

азнауров. И еще посулил... - словно спохватившись, он умолк.

- Неразумно, мой сын, действуешь; у меня должен был просить совета.

Праздные земли принадлежат богу, значит...

- Святой отец, все земли под небом равно принадлежат богу... значит, его

верным кресту детям.

Саакадзе смиренно смотрел на католикоса: ответная стрела, кажется,

угодила и в богоравного царя, и в божественных князей, и в богом помазанных

лицемеров. Мельком взглянув на благодушно сощурившегося Трифилия, Саакадзе

поднялся, попросил католикоса благословить его на путь к дому, ибо купцы,

вернувшиеся из ханств, смежных с Ираном, привезли для Картли важные сведения.

Гулко раздались в коридоре тяжелые шаги удалявшихся.

Царь хмуро изрек:

- Мы намерены укоротить власть упрямого Моурави.

- Сын мой, - коротко заметил католикос, - сейчас не время дразнить

хищника. Пусть во славу божию раньше растерзает "льва". А потом "орел" заклюет

"барса".

- Опять же, светлый царь, церковь нуждается в сильной защите, и не

следует сейчас разжигать междоусобие, - мягко добавил Трифилий.

- У Саакадзе строптивые родственники, один Зураб Эристави сатане подобен,

- поддержал Феодосий.

- И того не следует забывать, - добавил тбилели, - что святая троица по

своей милости наградила ностевца, вложив в его десницу меч, урагану равный.

- Услышанное и увиденное нами укрепляет нас в решении просить помощь у

Русии. Огненный бой стрельцов смирит гордыню Моурави.

- Аминь! - вздохнул Харитон...

Чуть показался краешек луны, сея голубоватые блики на Сололакских

отрогах. Глубоко внизу утопали в мягкой мгле купола, плоские крыши, сады, стены.

Медовые испарения миндальных деревьев плыли над узкими улочками, смешиваясь с

запахом шафрана. Приглушенно постукивали копыта коней, точно боялись вспугнуть

ночную тишь.

Четыре всадника свернули к Дигомским воротам. Дато и Гиви спешили до

рассвета попасть в Мухрани, дабы предупредить старого князя о спорах в келье

католикоса. Даутбек и Ростом о том же самом должны были рассказать, владетелю

Ксани. Так повелел Георгий...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза