- Мы соизволили восстановить пошлинные рогатки, ибо большие затраты несут
князья, готовясь защитить трон наш от шаха Аббаса; и наше повеление утвердил
святой отец.
- Неужели ты, Георгий, надеялся, что князья смирятся с твоим
самовольством? - насмешливо спросил Вачнадзе.
- Некоторые князья иначе думают.
- Таких неразумных ты мне, Моурави, не назовешь.
- Неразумных, князь, я тебе не назову... - и вспомнил: "Во всем на меня
рассчитывай, если даже придется ущемить мой кисет". Очевидно, Зураб знал.
Повеселев, он насмешливо оглядел келью: - Неразумных не назову, а вот верных
своему слову, изволь: Мухран-батони, Зураб Эристави, владетели Ксани, Георгий
Саакадзе...
- Выходит, собираетесь обогащать нас?
- Вас? Нет, князь Чолокашвили, не вас, а азнауров и глехи непременно.
Узнав о ваших домогательствах, мы, полководцы четырех долин, и азнауры Верхней,
Средней и Нижней Картли так порешили: если царь уступит вам, то и мы в своих
уделах поставим рогатки, дабы взимать с вас, князья, за проезд двойные пошлины.
Это вознаградит за убытки, которые нам причиняет бесплатный проезд азнауров и
глехи.
До боли сжал Теймураз ручки кресла, ладонью провел по лицу, точно
стремясь согнать красные пятна, мысленно воскликнул: "Рок испытывает мое
терпение! Но не превратить в прах мои замыслы! "Барс" дерзнул собрать клику
князей, к досаде - наисильнейших! И, пока не выпустил хищник когтей, спеши,
Теймураз! Труби в рог тревогу! Немедля обезвредь своенравного дерзателя, подобно
вихрю, несущего вред!".
- Сверкнет молния, а за ней другая, третья... Так и за Мухран-батони
потянутся князья, - спокойно проговорил Саакадзе, как бы не замечая
неудовольствия Теймураза.
- Значит, против всей Кахети замышляете? Не опасно ли?! - захрипел
Чолокашвили.
Но царь уже не заботился о рогатках: "Мухран-батони! Такие не смиряются,
на троне Багратиони их Кайхосро сидел. Уж не заговор ли? Может, вознамерились
Картли отторгнуть? Тогда Саакадзе усилится, снова пешку передвинет к престолу.
Возвеселись, Мухрани! А может, возвеселись, Носте? Сам трон узурпирует? И в
злодействе ему Мухран-батони помощники! А ослабеет Кахети, вонзят когти в самый
Телави! Нет, Саакадзе, не потому, что ты по крови азнаур, а потому, что ты по
замыслам "барс", не по дороге нам! И картлийским князьям ты до поры попутчик.
Стрелой ума убью твою надежду! Надо склонить на свою сторону всех могущественных
владетелей Картли! Склонить... но чем?! Спеши, Теймураз! Труби в рог тревогу!"
- Что посулил ты, Моурави, своей клике за измену княжескому сословию?
- Посулил многое, князь Вачнадзе, за верность княжескому слову. И если
хочешь знать, изволь: меч - для защиты их владений от всевозможных врагов,
золото - за счет прирезки праздных земель.
Католикос круто повернулся: именно этих земель он жаждал для церкови, -
еще не присвоил, а уже считал церковным достоянием, обладать которым не может
смертный.
- И еще посулил прибыль, - бесстрастно продолжал Саакадзе, - ибо амкары и
купцы в первую очередь будут закупать товар у дружественных нам князей и
азнауров. И еще посулил... - словно спохватившись, он умолк.
- Неразумно, мой сын, действуешь; у меня должен был просить совета.
Праздные земли принадлежат богу, значит...
- Святой отец, все земли под небом равно принадлежат богу... значит, его
верным кресту детям.
Саакадзе смиренно смотрел на католикоса: ответная стрела, кажется,
угодила и в богоравного царя, и в божественных князей, и в богом помазанных
лицемеров. Мельком взглянув на благодушно сощурившегося Трифилия, Саакадзе
поднялся, попросил католикоса благословить его на путь к дому, ибо купцы,
вернувшиеся из ханств, смежных с Ираном, привезли для Картли важные сведения.
Гулко раздались в коридоре тяжелые шаги удалявшихся.
Царь хмуро изрек:
- Мы намерены укоротить власть упрямого Моурави.
- Сын мой, - коротко заметил католикос, - сейчас не время дразнить
хищника. Пусть во славу божию раньше растерзает "льва". А потом "орел" заклюет
"барса".
- Опять же, светлый царь, церковь нуждается в сильной защите, и не
следует сейчас разжигать междоусобие, - мягко добавил Трифилий.
- У Саакадзе строптивые родственники, один Зураб Эристави сатане подобен,
- поддержал Феодосий.
- И того не следует забывать, - добавил тбилели, - что святая троица по
своей милости наградила ностевца, вложив в его десницу меч, урагану равный.
- Услышанное и увиденное нами укрепляет нас в решении просить помощь у
Русии. Огненный бой стрельцов смирит гордыню Моурави.
- Аминь! - вздохнул Харитон...
Чуть показался краешек луны, сея голубоватые блики на Сололакских
отрогах. Глубоко внизу утопали в мягкой мгле купола, плоские крыши, сады, стены.
Медовые испарения миндальных деревьев плыли над узкими улочками, смешиваясь с
запахом шафрана. Приглушенно постукивали копыта коней, точно боялись вспугнуть
ночную тишь.
Четыре всадника свернули к Дигомским воротам. Дато и Гиви спешили до
рассвета попасть в Мухрани, дабы предупредить старого князя о спорах в келье
католикоса. Даутбек и Ростом о том же самом должны были рассказать, владетелю
Ксани. Так повелел Георгий...