Великий Моурави 5

- Александр - Багратиони и лучше меня знает, как быть "богоравным". Но, может,

есть другая причина, почему скрываешь

от Левана, кого наметил царем вместо Теймураза?

Саакадзе встал, прошелся. Да, откровенный разговор необходим! В

распахнутое окно ворвался молодой смех, лай

собак и визг щенят. Среди многочисленных братьев, племянников и юных княжон

вертелся Гиви, стараясь поймать резвого

щенка, внука Мта, любимицы старого Мухран-батони, потому особенно чтимой.

С отеческой нежностью посмотрел Саакадзе на раскрасневшегося Гиви. Ему

хотелось крикнуть что-нибудь

ласковое неустрашимому в бою и чистому сердцем, как дитя, воину, еще не

изведавшему личного счастья... но он резко

повернулся и грозно сказал:

- Не бывать Теймуразу царем Картли!

- Аминь! - выкрикнул Вахтанг.

- Смерть кровавому Зурабу!

- Аминь! Аминь! Аминь! - выкрикнули все.

- Будь проклят кровавый шакал, упорно стремящийся к битве с нами! Даже

вероотступник Хосро-мирза ни разу не

напал на Самухрано и владения Ксанис-Эристави, хотя Иса-хан, подстрекаемый

Зурабом, и не прочь был бы повеселиться в

наших замках.

- Не удивляйся этому, дорогой Мирван! Наверно знаю, что Хосро-мирза

всеми способами отстаивал ваши

владения.

- Но почему?

- Царствовать в Картли собирается, и ему необходимо заручиться

поддержкой могущественных князей. Иса-хана

он ловко убедил, что Мухран-батони и Ксанские Эристави сильны войском, но не

идут против шаха Аббаса, не оказывают

помощи Саакадзе. А если раздразнить их, то легко можно, не желая того,

объединить обоих князей с Георгием Саакадзе. И

еще неизвестно, не поспешат ли за всесильным владетелем Самухрано многие князья

Верхней, Средней и Нижней Картли,

сидящие сейчас смирно. И еще менее известно, не повторится ли Марткобская битва,

если Непобедимый, заполучив в свои

руки могучее войско, применит излюбленные им приемы ведения войны. Видите,

друзья, мрачная тень марткобского

поражения преследует персов. Поэтому Иса-хан охотно согласился с Хосро, и

неоднократные попытки шакала ни к чему не

привели.

- Откуда узнал об этом, дорогой Георгий?

- От моего "дружеского" противника, князя Шадимана. Он, чувствуя в

действиях Хосро-мирзы затаенную

хитрость, в шутливой форме описал мне тонкую игру, в надежде, конечно, выпытать:

не ведаю ли я причины столь

неожиданной доброты Хосро-мирзы, полководца грозного шаха Аббаса.

- И ты, Георгий...

- Ответил, что ведаю. И внушил Шадиману мысль войти в доверие к

Багратиду в тюрбане. Возможно, что

дальновидность Хосро принесет пользу ему, как будущему царю Картли.

Мирван хотел что-то сказать, но ударил гонг. Дато вздрогнул: что такое?

А... вспомнил, так здесь всегда сзывает

гостеприимец на еду. Первый удар означает: "Если кто не успел переодеться к еде,

поторопитесь!" Второй: "Старая княгиня

вышла из своих покоев!" Третий: "Все должны войти в зал еды!" Так было при

старом князе, так будет при правнуках -

ничем не рушимые обычаи, раз и на веки вечные заведенные. Но неужели ничем не

рушимые?

Саакадзе снова, как всегда при приездах, с любопытством оглядел дарбази

яств. За главным столом,

предназначенным для многочисленной семьи Мухран-батони и самых приближенных,

уселись шестьдесят человек. Но

сегодня стояли и добавочные два стола - для съехавшихся со всех сторон Самухрано

княжеских азнауров с их семьями и

других начальников дружин из мсахури. Множество дружинников разместилось частью

в замке, но больше за стенами

замка, в деревне. "Да, - подумал Георгий, - здесь готовятся не только к

праздничной еде, но и к бою".

Шумно рассаживались за столом, каждый занимал назначенное ему место.

Во главе стола, заменяя погибшего в бою отца, сел старший сын Вахтанг,

рядом - старая княгиня, затем Моурави и

по левую руку - Мирван, потом Кайхосро и с ним рядом Дато.

Фамилия Мухран-батони гордилась Кайхосро - ведь он был почти царем

Картли, - и обычно, когда не было таких

почетных гостей, как Моурави, Кайхосро занимал место отца.

Напротив мужчин, справа и слева от жены Вахтанга, разместились женщины.

Здесь присутствовали невестки и те,

кто постарше. Хварамзе, дочь Георгия Саакадзе, сейчас восседала рядом с

княгиней. Отчасти этим подчеркивалось

уважение к Великому Моурави, но была и иная причина: у Хварамзе первенец - сын,

у других невесток - дочери. Здесь

каждое рождение, особенно мальчиков, встречалось бурной радостью. Хварамзе

засыпали драгоценностями, окружили

особым вниманием, любовью, а непомерно крупного красивого младенца назвали в

честь Моурави Георгием и доверяли его

только няне, вырастившей Кайхосро.

Саакадзе с любопытством разглядывал дочь. Она точно слилась с семьей

Мухран-батони: та же гордая осанка, та же

мягкая улыбка и светящиеся счастьем глаза. С трудом нашел Георгий в лице

Хварамзе оставшееся еще сходство с

фамилией Саакадзе: где-то в уголках губ укрылась легкая печаль, так украшающая

уста Русудан.

"Значит, правда, - думал Георгий, - когда не имеешь своего характера,

невольно перенимаешь свойства тех, кто

находится вблизи. И Русудан не ошиблась, говоря: "Зачем думать о счастливых

дочерях, когда каждый из "барсов" больше

нуждается в теплой заботе". Георгий поймал себя на мысли, что маленький Дато,