присланы были за ними полторы арбы, но, я
полагаю, и одного ишака будет довольно, ибо, кроме пустых мешков из-под моих
личных монет, истраченных на ведение
войны с персами, ничего не осталось".
Неудача заманить Саакадзе возмутила царя Теймураза, и он, подстрекаемый
Зурабом, объявил Носте царским
владением, повелев Зурабу немедля выступить в Гори. Но, выслушав тайный план
Зураба об уничтожении Саакадзе, царь
направил в Гори картлийские дружины под началом князя Джавахишвили.
Пока князь двигался с воинственным намерением завоевать Гори, его замок
подвергся нападению и в двух его
деревнях сгорели дотла амбары с зерном, шерстью и маслом. Лишь благодаря княгине
Джавахишвили уцелел замок: она
вышла к азнауру Квливидзе и заявила, что мужчин в замке нет, а Моурави никогда
не нападает на беззащитных женщин,
примером чему - замок Зураба, заклятого врага Моурави, и что если азнаур отведет
дружины, то она клянется своим именем
послать гонца вслед князю Джавахишвили, дабы он, пока не поздно, поспешил
возвратиться в свой фамильный замок.
Квливидзе учтиво поклонился и увел азнаурские дружины. Джавахишвили тут
же вернулся в замок. "Пыл пылом, а
шерсть шерстью!" - мудро изрек Качибадзе-старший. И больше ни один князь не
соглашался выступить против Моурави.
Это и еще начавшееся возмущение среди картлийцев: "Всюду посылают нас, оберегая
кахетинцев!" - поколебало Теймураза,
и он все благосклоннее прислушивался к заверениям Зураба, обещавшего привести в
полную покорность Картли, если
только он, царь Теймураз, осчастливит Кахети и вновь обоснуется в своем стольном
городе Телави, а его, Зураба, оставит
управителем Картли, - пока царь в Тбилиси, неудобно ему, Зурабу, действовать
решительно. Необходимо торопиться,
убеждал царя шакал, ибо среди картлийских дружинников началось брожение и они
вот-вот прибегут к Саакадзе. И потому
ему, Зурабу, будет удобнее в отсутствие царя разделаться с Саакадзе.
Обо всем этом сообщил Саакадзе не кто иной, как Шадиман. Оказывается,
несмотря на побоище, у него в Метехи
остался невредимым один из немногих, мсахури-марабдинец, умеющий подслушивать
даже через глухую стену. Далее
Шадиман предлагал Саакадзе свои дружины: правда, в достаточном количестве он не
мог уделить, хотя дело и общее, ибо
каждый день сам ждет нападения шакала Зураба, но четыреста дружинников вышлет
при первом требовании Моурави.
Вспоминая прошедшее, Саакадзе невольно улыбнулся: "У меня и у Шадимана
оказалось общее дело! Что ж,
Шадиман всегда был открытым противником, он не вторгался, как Зураб, в мою душу,
не учился у меня воинскому
искусству, не навязывался в друзья. А сейчас, Шадиман прав, дело у нас общее: ни
ему, ни мне Теймураз не нужен, ибо для
этого кахетинского царя Картли навсегда останется падчерицей. Если не удастся
Шадиману вернуть царя Луарсаба, - а его
наверно не вернуть, как не вернуть вчерашний день, - он должен ухватиться за
имеретинского царевича, ибо утопающий
хватается с одинаковой радостью и за бревно и за тростинку. А духовенство? Будет
за Теймураза. Но если... обещать
некоторым власть и умело натравить на кахетинских церковников?.."
Любезный его ответ Шадиману дышал искренним доброжелательством:
"Нет сомнения, дело у нас общее. Но, дорогой Шадиман, у меня также
остался в Метехи верный человек, - сейчас
тебе об этом можно сказать, и потому знаю о жаркой схватке князей с шакалом.
Владетели наотрез отказались поддержать
алчное желание Зураба разгромить Марабду, ибо ты, как они сказали царю, всю
жизнь яростно боролся с Георгием Саакадзе
за княжеские привилегии.
Теперь подумай, дорогой: узнав, что ты оказываешь мне помощь, не
ринутся ли они на твой замок? Конечно,
ринутся! Ибо им недешево обходится благородный порыв защищать чужой замок.
Поверь мне, Шадиман, я лучше тебя
изучил твоих князей и потому из дружбы к тебе, блистательному, никогда не
воспользуюсь желанием мастера "ста забот"
помочь "барсу" из Носте. Мое пожелание: дожить бы нам с тобою до возобновления
нашей исконной борьбы, и тогда
четыреста клинков марабдинцев да пригодятся тебе против азнауров!
Но если удастся найти настоящего царя, то, как не раз говорил: "от
Никопсы до Дербента!" Вместе, князь,
возвысим любезное нам обоим царство Картли..."
"Значит, с Шадиманом? Да! Пусть умчатся, как дым, колебания! Разве не я
утверждал: если надо для народа - всем
должен стать! На все решиться! Не щадить ни себя, ни близких, ни врагов! Рушить
преграды! И... пусть прольется кровь.
Она всегда будет литься, пока живет несправедливость".
Георгий вздрогнул, кто-то настойчиво повторял его имя: "Пьют за мое
здоровье... Где? В замке могущественных
князей!"
Стоя, Саакадзе высоко поднял чашу и искренне пожелал процветать духу
витязей в юном поколении мужественной
семьи Мухран-батони.
Праздничный обед кончился. Моурави обнял и трижды облобызал Кайхосро:
- Чадо мое, сколь ты любезен моему сердцу! Кайхосро Мухран-батони, и
никто другой, оправдает мои чаяния.
- Моурави, ты не ошибся, ибо мое желание стать достойным твоей любви. -
Кайхосро, помолчав, добавил: - Окажи
нам честь, проверь мои приготовления к встрече с шакалами и лисицами.