Великий Моурави 5

Дневной пир закончился в саду. Молодежь танцевала на разостланном

огромном ковре, похожем на голубое озеро,

окаймленное зарослями роз.

Дато увлекся лекури так, словно приехал на свадьбу, а не на серьезную

беседу. Не отставал и Гиви, захваченный

веселостью и красотой княжон.

Пришли из деревень моподые и пожилые, пришли и старики. Дружинники

показывали ловкость в борьбе и

стрельбе из лука. Стройные девушки пели, танцевали и грызли преподнесенные им

сладости. Разостлали добавочные ковры,

выкатили бурдюки, на огромных подносах вынесли всевозможные яства, щедро угощая

крестьян.

Наигрывая на гуда-ствири, седой старик пел сказ о льве и шакале.

Около Моурави, окруженного князьями, поставили золотой кувшин с вином,

хранившимся в марани шестьдесят

лет. Фрукты и сладости подали в ажурных серебряных вазах. Золоченые чаши,

украшенные тонкой резьбой и старинными

изречениями, отражали последние лучи уходящего солнца.

Задумчиво смотрел на игру лучей Саакадзе: "Может, и мое солнце сверкает

последними лучами? Но откуда такое

сомнение? Откуда? Разве не должно произойти решающее? Или мы, азнауры, победим

Теймураза, или будем уничтожены.

Да, другого выхода нет! С кахетинцами почти все картлийские князья,

предводительствуемые шакалом из шакалов, и с

ними тысячи тысяч дружинников..."

- ...Тогда лев сказал, - продолжал сказ старик: - "Сколько не вой шакал

- за львиный рык никто не примет..."

"Может, старик прав, - продолжает думать Саакадзе, - сколько Зураб ни

воет, меня ему не победить!.."

- ...Тогда шакал от злости дерево стал грызть. Лев засмеялся и такое

бросил: "Шакал из шакалов, когда с моим

дедом один твой предок так спорил, дерево от его зубов зашаталось. Только от

злобы шакал не замечал..."

"Странно - старик, наверно, о Зурабе повествует". Саакадзе оглядел

присутствующих: все, от князей до крестьян, с

жадным любопытством смотрели на сказителя.

"Да, богат я родней: дочь моя - Мухран-батони; другая дочь - Эристави

Ксанская, тоже могущественная фамилия;

сестра - царица Картли; Тинатин, жена шаха Аббаса, - сестра Луарсаба, моего

зятя, - значит, и шах Аббас родственник. И

еще: жена моя Русудан - сестра шакала Зураба Эристави Арагвского. Зураб, зять

мой, женат на дочери Теймураза

Багратиони, следовательно, царь-строптивец тоже мой родственник!.. Не слишком ли

много фруктов на одном дереве?"

- ...как ни крепко стояло дерево, все же зашаталось. Один шакал от

злобы не замечал. Лев в сторону прыгнул, и

шакал тоже такое хотел, только поздно собрался: с шумом упало дерево, а под ним,

с последним воем, распластался шакал и

синий язык высунул.

Оторвав жемчужную пуговицу от ворота, Саакадзе протянул старику:

- Возьми, дед, на память о Георгии Саакадзе. Всегда рассказывай народу

о льве и шакале.

На границе владений Самухрано раскинулась богатая деревня. Стародавнее

название ее затерялось в потоке лет, и

все мухранцы звали ее попросту Ламази - красавицей. Ламази, как и все владения

Самухрано, была опоясана сторожевыми

башнями и площадками. Холмистая, окруженная виноградниками, фруктовыми деревьями

и цветниками, в которых

утопали нарядные домики с резными балкончиками, Ламази восхищала взор и вызывала

благородную зависть.

Но еще больше славилась Ламази рослым, красивым народом. Ни в одной

деревне Самухрано не было столько

отважных дружинников, столько красавиц девушек. И характером они резко

отличались от других глехи и даже мсахури.

Ламази являлась как бы продолжением замка Мухран-батони. Здесь свято соблюдали

все традиции владетелей. Девушки,

так же как и мужчины, любили оружие, любили гарцевать на конях, любили охоту и

не упускали случая пустить меткую

стрелу в опрометчиво приблизившегося зверя.

Здесь женщины не прикладывали палец к губам в знак застенчивости -

напротив, задорный смех и нескончаемое

веселье царили и в виноградниках, и в саклях, и на площадках зубчатых стен

заградительных башен. Здесь шумно

радовались гостю и громкими насмешками вместе со стрелой осыпали врага, не раз

тщетно пытавшегося проникнуть за

стены Ламази.

Эту деревню больше других своих поселений любил старый князь Теймураз

Мухран-батони. Отсюда брали в замок

мамок, кормилиц, приближенных слуг для многочисленного потомства князей. Отсюда

брали управляющих, начальников

дружин, охотников, псарей. Многие ламазцы назначались и на другие должности, где

требовалась сильная рука и уменье

управлять.

Крестьяне Ламази считались как бы младшими членами княжеской семьи.

Создавалась своего рода

патриархальность. Нередко по дорогам к замку тянулись арбы, устланные паласами,

- это к слугам, находящимся в замке,

ехали в гости родные и друзья, там их ждало широкое гостеприимство и подарки от

княгинь. По неписаному закону, ни

одна девушка не выходила замуж в иное местечко или деревню и ни один парень не

брал себе жену не из своей Ламази, ибо

боялись обзавестись недостойной родней, а также ревниво оберегали свои

привилегии.

Разве не в Ламази любили ездить молодые князья и княжны повеселиться?

Кто здесь обижался на вольные шутки?

Никто! Старики, вспоминая молодость, добродушно говорили: "Пусть на здоровье

веселятся, молодость слишком быстро