Великий Моурави 5

И владетели, забыв свое возмущение в замке Схвилос-цихе, теперь,

скрывая свою зависть и зародившийся страх

перед неразборчивым в средствах арагвским шакалом, не скупились на выражения

признательности Зурабу за его

неуклонное решение: "На этот раз с помощью всех чертей ущелий и ангелов вершин

покончить с Георгием Саакадзе!".

Начался военный совет. Зураб подчеркнул, что предстоящий бой - бой

решающий. Успех обеспечен, как никогда,

ибо царь Теймураз не колеблется, подобно Луарсабу, он всецело с князьями.

- Довольно! - рявкнул Зураб. - Четверть века летят искры от меча

Ностевца, поджигая устои палаты княжеской

власти. Нет, от времен зари исторической до дней царя Теймураза владыки гор и

долин Грузии - князья! Знайте, и впредь

мы будем стоять твердо на фамильных своих местах! - Зураб изогнулся, словно

готовясь к прыжку. - Крепко запомните,

князья: Ностевца если не пленить, то непременно надо убить!

Дружным стуком мечей по каменному полу князья поддержали Зураба. И

Джавахишвили, протянув свою

неимоверно длинную руку Зурабу, торжественно изрек:

- Пусть время Георгия Саакадзе воспримется как тяжелый сон царя,

князей, а заодно и азнауров!

Царь Теймураз колебался: "Пойти на помощь подданному, хотя бы и зятю,

или, сохраняя величие "богоравного", с

трона взирать на сражающихся?" Он стоял на балкончике квадратной башни

Метехского замка и сумрачно следил за

черными тучами, навалившимися на котловину. Знамя Багратиони то исчезало в них,

то снова появлялось, как бы

напоминая царю об опасности, вновь возникшей для династии.

Силясь сохранить бесстрастие, Джандиери с беспокойством следил за

царем: "Возможен ли роковой шаг над

огнедышащей бездной?" Князь через плечо Теймураза взглянул вниз, где били

копытами горячие кони и чапары в бурках

нетерпеливо ожидали свитков с царской печатью, чтобы устремиться к стоянкам

кахетинских войск и с ними - в Душети, к

князю Зурабу Эристави. От одного движения руки Теймураза зависело, станут эти

всадники вестниками жизни или смерти.

И царь Теймураз Багратиони медлил, нервно проводил пальцами по перстню-

печатке, на котором в хризолите был

вырезан крест и вокруг вилась надпись: "Милостию божией царь грузин Теймураз".

Он размышлял: "А вдруг дерзкий

Ностевец действительно непобедим? Не разумнее было бы любыми средствами обратить

его в верного слугу трона? Не

опасно ли возвеличивать Зураба Эристави за счет Георгия Моурави?".

Теймураз до боли прикусил губу. "Нет, не следует предаваться сомнению!

Настало время не слова, а оружия. Под

скрежет клинков легче исполнить заветное желание: избавиться от строптивого

"барса", которого уже сам султан величает

картлийским владетелем Моурав-беком и ставит наравне с кахетинским Теймураз-

беком. Но пока жив хоть один

Багратиони, - Теймураз сверкнув красноватыми белками, гневно сорвал с пальца

перстень-печатку, он больше не колебался,

- фамилия Саакадзе не возвысится до "богоравной" династии! Для этого стоит

нарушить традицию, не допускающую царя

снисходить до личной помощи подданным в их междоусобной борьбе. Кто из князей

посмеет осудить? Все ждут

избавления и...".

Царь взял с мраморной доски пергаментные свитки и скрепил их печатью.

Джандиери вздрогнул.

В этот час царь Теймураз Первый навсегда подставил свою жизнь под

обжигающие порывы мусульманского ветра.

Какой бы ни был исход битвы на берегах Базалетского озера, отныне для царя-поэта

Теймураза Первого больше не было

покоя в Грузии, он снова должен был познать земную юдоль, мир плача и

превратностей судьбы. Стремясь в своей

близорукости уничтожить Саакадзе, опору царств Восточной Грузии, Теймураз сам

придвинул время своего падения,

ускорил начало новой эры - царствования Хосро-мирзы - Ростома Первого.

Воинственно заиграли золотые трубы Кахетинского царства. По разным

тропам потянулись к Душети хорошо

снаряженные телавские дружины.

В головном царском отряде ехал мрачный Джандиери. Почему-то назойливо

его преследовало воспоминание о

Сапурцлийской долине, где Саакадзе, как подобает витязю, спас кахетинских князей

от меча Карчи-хана. А теперь ни один

из них, кичащихся своим благородством, не вспомнил об этом. Резко надвинув на

лоб круглый шлем, Джандиери хлестнул

иноходца и понесся вперед. Горькая усмешка таилась в уголках его посиневших губ.

Он думал о Великом Моурави:

"Пошлет ли бог еще такого правителя царству?.."

Возле пылающего бухари - камина, обложенного неотесанными камнями,

сидел Зураб, положив ногу на седло. В

багряных прыгающих бликах лицо Зураба то краснело, то синело, словно было оно не

живым, а нарисованным тем монахом,

который верил в самые страшные видения ада.

Сжимая в руке свиток царя, извещающего его о своем решении прибыть в

Душети, Зураб, полуприкрыв глаза

длинными, как иглы пихты, ресницами, еще и еще раз разбирал дневные и вечерние

движения своих и азнаурских войск.

"Почему тайно верю, что Георгий Саакадзе непобедим? Тогда ради чего рискую всем?

Ради чего? Ради победы! Мне нужна

только победа! А вдруг?.." Владетель Арагви поежился, но внезапно отпихнул седло

и встал, усмешка вновь заиграла на его

губах. "Все же Квливидзе не удалось захватить Григолаант-кари и Пирмисаант-кари