Великий Моурави 6

обходился без черных коршунов, как в

сердцах прозвал их.

В "зале оранжевых птиц" все кресла на подбор - с черными спинками,

скучные. И расставлены они в один ряд,

образуя круг, чтобы никто не ощутил обиды.

Князей покоробила бестактность Зураба: "Что мы, горные козлы, что ли?

Круторогие, конечно, с одинаковым

усердием валятся на одноцветную травку".

Оставив мечи за стенами зала у оруженосцев, дабы соблазна не было

начать схватку, хмуро рассаживались. Зураб

едва дождался, пока все заняли кресла, и с такой пылкостью выразил свое

возмущение, что даже удивил сухого, как шест,

Раждена Орбелиани.

- В царском дворце, - негодующе вскинул Зураб палец с сапфировым

перстнем, словно указывал на Телави, -

совесть уподобили плевелу. Князья Кахети ненасытны, как дракон из страны Чин-

Мачин! Вот времена! Ссылаются на

ограбление их Исмаил-ханом, а сами? Позабыли про кровь избранных и достоинство

витязей! Золотоловы! Расхитители

сундуков! Корыстолюбцы! Картли за убитого медведя принимают. Хотят содрать

шкуру, а о когтях забыли. Так мы,

вельможи Картли, напомним им. И царскую казну, виноградные души, наполняют лишь

косточками изюма. Выходит,

Картли должна и себя содержать, и, не прекословя, на своей шее Кахети терпеть,

как кувшин с виноградными выжимками.

Прося вас спешно пожаловать на совет, - понизил почему-то голос Зураб, - я не

все доверил пергаменту, ибо и князь

Чолокашвили многое повелел своему гонцу, молодому князю Вачнадзе, тайно мне

сказать. Вы знаете, для меня княжеское

сословие выше короны царя. - Зураб скрестил руки и склонил голову, что означало:

"Я весь ваш!", а сам исподлобья

настороженно следил за владетелями. - Вот что потребовал Чолокашвили от имени

царя: обложить единовременным

налогом все княжеские замки.

Картлийские владетели возмущенно загудели. Качибадзе померещилось, что

спинка его кресла накалилась

докрасна, а Гурамишвили схватился за щеку, словно от зубной боли.

Запугивая княжество, тиран Арагви хотел провозгласить намеченную им

сумму, но, боясь, что его заподозрят в

измышлении, назвал лишь половину. И тут же похвалил себя за осторожность, ибо

князья и от этого обомлели, а потом

разразились такими криками, что оруженосцы и телохранители обнажили клинки.

Владетели вновь напомнили, что все, что

полагалось царю, уже за год вперед заплатили. И еще трех месяцев не прошло...

Вдоволь пошумев, князья

поинтересовались, какой ответ выковал Зураб в кузнице своего ума. Оказывается,

от имени князей Зураб ответил устно

отказом и, обратясь письменно к царю, предложил прислать три тысячи дружинников,

дабы с их помощью обложить

азнауров. Без шашек просимое не собрать.

Долго и дружно хохотали князья, восхваляя Зураба. Качибадзе

померещилось, что спинка его кресла стала голубой,

как небо. А Гурамишвили облегченно вздохнул, словно ему безболезненно вырвали

сломанный зуб.

И, точно в пылу откровенности, Зураб воскликнул:

- Царь царей одобряет обложение азнауров, но... только с помощью

картлийских дружинников. А если так, то

почему должны кахетинцам собранное отдавать?

- Не должны! - выкрикнул Церетели. - Не должны!

- Ты думаешь, дорогой... - Джавахишвили захлебнулся. - Князья!..

Обсудим!..

- Обсуждать незачем, милостиво соберем с каждого замка по пятьдесят

дружинников и ринемся на азнауров.

- А если они царю пожалуются? И вдобавок предложат взять в свою службу

и их войско? - осторожно заметил

Палавандишвили.

Князья примолкли. Подумав, Липарит сказал:

- Мыслю, царя обрадует наша расправа. Но "богоравный" тут же потребует

себе трофеи и до последнего шаури

отберет. Кроме убытка, нам ничего не достанется.

- Вселюбезные! Я еще такое думаю, - заметил Цицишвили. - Азнауры

молчать не будут, тоже оружие обнажат.

Многие из них выученики Саакадзе. Значит, мы и людей должны потерять и конями

пожертвовать.

- А прибыль кахетинцы заберут! - завопил Квели Церетели, задыхаясь так,

словно без скакуна промчался не менее

чем две агаджи. - Я не согласен, и так от саакадзевцев потерпел.

- А кто согласен за чужих сражаться?

- Почему за чужих, князь Качибадзе?

- Э-э! Если добротой страдаешь, пошли от замка Эмирэджиби свою долю...

На твоем знамени лев рубит гиену.

Затихшие было князья опять заволновались. Уж очень соблазняла

возможность присвоить азнаурские богатства. И

кто-то воскликнул:

- Достойные витязи, выходит - мы преданы поруганию? И на своей земле

отныне не властны?

Выждав, когда князья распалились до предела, Зураб медленно произнес:

- Князья! Как ни горько, вы правы: мы не властны на земле своей! Ибо

все лучшее забирают приближенные царя...

А они, покарай их бог, все кахетинцы... И это теперь, когда мы сами можем

обогатиться, особенно землей, лесом,

виноградниками... Ведь если монеты можно укрыть, то землю никак не схоронишь. А

вы знаете, как щедро Саакадзе

раздавал именно землю своим азнаурам.

- Что же ты предлагаешь, Зураб? - почему-то насупился Вахтанг Кочахидзе

и стал похож на филина.

- Не я, а вы, цвет царства, должны решить: или совсем отказать, уповая

на справедливость, или отдать трофеи

кахетинцам, или...

- Или что? Говори, князь! Выходит, раздразнил богатством и мимо хочешь

пронести?