- Не таков князь Зураб Эристави, чтобы мимо князей проносить не только
фазанку, но и воробья. Я предлагаю
использовать золотое правило: "Сильный, не спи!" и отнять у злейших врагов
наших, азнауров, все, от пашни до папах, и
добычу честно поделить между нами, князьями.
- А если царь свою долю потребует: и папахи и пашни?
- Царь сам не потребует - "богоравный"! А его советчикам откажем.
Вновь наступила тишина. Владетели погрузились в раздумье. Их соблазняло
богатство, но... пойти против царя?..
Наиболее благоразумные уже решили отказаться, используя серебряное правило:
"Своя голова ближе к телу". Но
большинство не в силах было это сделать. Поднялся Липарит:
- Значит, князь, к непокорности царю призываешь?
- Я?.. Уж не ослышались ли? Теймураз-царь - отец моей жены. Я кровь
пролью за ту любовь, которую он питает ко
мне. Призываю ударить по рукам кахетинских князей, вырывающих у нас изо рта не
только лучшие куски сочного мяса, но
и кости, предназначенные для кормления собак. Достойные! Даже купцы собираются
дать отпор кахетинскому купечеству.
Что же, княжество глупее или трусливее владык майдана?
- Прав! Прав Зураб!.. Доколе нам лобызать цаги Чолокашвили, из дерева
вытесанного!
- Кто лобызает? Ты, Церетели, перестал ездить в Телави, а мы еще не
начинали, помогай нам бог!
Дружным хохотом ответили на шутку старика Эмирэджиби.
Нельзя было понять, согласны князья или нет: одни настаивали: "прав!",
другие упрекали, что призывает к
недопустимому - унижению престола царского.
Не ожидал Зураб такого сопротивления наиболее влиятельных и, хотя не
верил в легенду о Тэкле, решил применить
это сильно действующее оружие. Встав, он придал лицу торжественное выражение:
- Друзья! Я главное не сказал: нам грозит непомерная опасность, ибо
воцарение Тэкле равно возвращению
Саакадзе.
- Помилуй и спаси нас, пресвятая богородица!..
- Ты прав, Квели Церетели. Ибо спасутся только Мухрани, Ксани и Барата.
- Мало спасутся, но еще помогут "барсу" доконать нас.
- А о Шадимане почему забыли? Или не он чудом избежал удара твоего
меча, Зураб Эристави? - сухо спросил
Липарит, кинув на черную спинку кресла взгляд, полный ненависти. - Еще
недооцениваешь азнауров, - тоже от тебя, Зураб,
немало гозинаков с перцем поели. Сейчас жаждут запить их вином, похожим на
княжескую кровь.
Тревожно оглядел князей Зураб. Снова скакун его судьбы топтался перед
барьером строптивцев. И он решил, что
надо отступать, ибо временное отступление, как учил Георгий Саакадзе, не есть
поражение. Приложив ко лбу перстень с
вырезанным на камне хевсурским крестом, он медленно проговорил:
- Благородный князь Липарит, мы все знаем твою мудрость и отвагу и
внимаем тебе, как воин трубному призыву.
Что ты предлагаешь?
- Прибегни, Зураб, вновь к обложению азнауров, ибо царица Тэкле уже
воцарилась над ангелами в раю.
- Если так, почему церковь играет на том, что стало достоянием неба?
- Выгодно, князь Цицишвили. А еще - на духовенство Кахети сердятся наши
иерархи: за первенство те сражаются.
Пока царь колеблется, но может и согласиться. А наш святой отец такое не любит.
И определило черное княжество пугать
паству именем страдалицы Тэкле, мужественной и самоотверженной жены святого
царя-мученика Луарсаба Второго. Не
грех ли, князья, тревожить тень ушедшей за своим царем?
Когда разверзаются могилы, молчат даже святотатцы. Не по себе стало
владетелям - некоторые, смущенно потупив
взор, теребили мех на отворотах куладжи, другие почему-то не могли расстаться с
платком и мяли в потных руках шелк.
Лишь Зураб сохранял наружное спокойствие, и только голос его стал
звучать несколько глуше, словно зал
обложили сумерки серым войлоком.
- Если духовенство вводит в заблуждение Картли, мы ни при чем, -
привыкли верить церкви, да продлит нам
всеблагий бог дни и лета.
- И я добавлю, - сурово сказал Палавандишвили. - Наше духовенство
действует на благо Картли. Разве мало нам бед
от кахетинцев, еще не хватает их церковь, разоренную персами, содержать?! А
разве не к тому идет?! Одна надежда: наш
католикос не уступит, а в таком деле любое оружие хорошо.
- Да, "цель оправдывает средства"! - внезапно расхохотался Качибадзе. -
Это мне один иезуит в Самегрело сказал,
куда я ездил, чтоб купить для дочери моего двоюродного брата знатного жениха.
Ражден Орбелиани властно поднял руку. Зураб обрадовался: скажет о самом
важном. Орбелиани предложил:
- Отдохнем, князья.
Единодушно согласились, гурьбой повалили в ковровую комнату, окружили
Качибадзе, забыв о кахетинских делах.
- Купил?
- Купил.
- А почему в чужое царство за женихом скакал, мало у нас такого товара?
- Для моей племянницы не нашлось. Всех вокруг ослепляла ее красота, и
потому никто не видел приданого,
которым соблазнял брат. Как посмотрят на ее косые глаза и коричневую бородавку
на левой щеке с тремя несгибающимися
щетинками - за агаджу отбегают. Уже к тридцати годам подходит, младшим сестрам
дорогу к счастью, как арба с
расшатанными колесами, загораживает. Тут брат мне и говорит: "Окажи благодеяние,
разыщи жениха. Одно у меня
условие: чтоб знатным был и рослым. Терпеть не могу маленьких - на коне не
видно, на мутаках тоже. Ты все можешь,