Великий Моурави 6

справедливости, но владетельница очень рассердилась на меня.

- Ну, а Нестан поехала? - живо спросил Элизбар.

- Удостоила мой слух словами: "Непременно поеду".

- Наверно, все в послании сказано. Оно у тебя?

- О ага Ростом! У меня... И послание князя Шадимана тоже.

"Барсов" так и подмывало ринуться в покой Керима, схватить свиток, но

Саакадзе сделал тайный знак, впрочем,

хорошо замеченный Керимом. О послании больше не говорили.

Едва забрезжило утро, Саакадзе, по старой привычке, вышел в сад и тут

же столкнулся с Керимом.

- Тебе что, Керим, плохо постелили, что, не дожидаясь восхода, встал?

- Мой господин и повелигель, сердце мое переполнено радостью, ибо я

вижу Непобедимого здоровым и всех, кто

заполнил мои мысли, тоже. И если бы не на мутаках, набитых шерстью, лежала моя

голова, а на камне, так знакомом мне с

детства, я, видит небо, так же крепко бы спал.

- Выходит, тебя все же тревожит что-то, мой Керим?

- Ты угадал, мой повелитель.

Саакадзе бросил на Керима пристальный взгляд и приказал Эрасти, который

всегда был поблизости, собрать после

утренней еды всех "барсов" в "комнате военных разговоров", только тайком от

женщин.

Но, едва дослушав Эрасти, "барсы", полуодетые, рванулись в сад; окружив

Керима, они нетерпеливо ждали вестей,

из ряда вон выходящих.

- Мой повелитель, и вы, мои покровители, - начал Керим с некоторой

торжественностью, - о князе Зурабе мое

слово.

Саакадзе порывисто опустил руку на плечо Кериму и взглянул ему в глаза:

- Уж не хочешь ли ты сказать...

- Видит небо, ты угадал, мой повелитель. В Картли не ждали, что царь

Теймураз так пожелает избавиться от мужа

своей дочери.

Как ни были подготовлены "барсы" к самым невероятным новостям, они,

пораженные, не могли вымолвить ни

слова.

- Князь Шадиман помог? - оставаясь внешне спокойным, спросил Саакадзе.

- Свидетель пророк, ты угадал, мой повелитель. В тайном послании князь

сам обо всем пишет.

- Раньше расскажи, как случилось то, что случилось.

- Видит аллах, если тянуть всю нить, трех пятниц не хватит. Князь

Шадиман из Марабды, как настоящий змей,

жалил Зураба и заодно царя Теймураза. Говорят, что царь, как и следует

ужаленному, кружился и хрипел, ибо поверил, что

князь Зураб намерен воцариться. О все открывающий и все закрывающий! Тбилисцы

клянутся, что даже при тряске гор

такой суматохи не было.

Зураб Арагвский в Тбилиси метался подобно бешеному шакалу, - все

царевну к себе звал, а сам опасался в Телави

ехать. Тут князь Шадиман и царь Теймураз соединили свои хитрости, и шакал угодил

в западню. Лукавец Варам от князя

Шадимана в Телави и от царя Теймураза в Марабду как заяц бегал, хотя на всех

дорогах князь Арагвский понаставил

засады. Когда капкан сжал лапу "шакала", "заяц" остался в Телави - высмотреть. А

справедливый владетель неба пожелал,

чтобы было так: по случаю прибытия Зураба в первый город Кахети царь устроил

большой пир. Нигде не сказано, что пир

всегда кончается весельем, особенно, если за возглавляющим стол хевсуры с

медными крыльями за плечами стоят.

Бисмиллах! Что арагвскому князю крылатые хевсуры, если он уже горский трон своим

табуретом называл! А для хевсуров

и бескрылый "шакал" - угроза! Не догадывался Зураб, что шайтан уже сосчитал его

дни. Высоко взлетел и всем говорил: "Я

от Орби, царя орлов, силу перенял!" Но разве не сказано: чем больше высота, тем

страшнее падение. Царь Симон от руки

Зураба пал с высоты не больше трех локтей, а Зураба сбить надо было с гребня

века, - поэтому, пророк свидетель, хевсуры и

нацепили крылья. Говорят, вино на телавском пиру лилось второй Алазанью, и чтобы

осталась лишь первая, придворные не

пожалели сил, а князья - времени. Не только в арочном зале хлестало из кувшинов

вино всех цветов радуги, но и на

парадном дворе, где пятьсот арагвинцев, следуя примеру своего владетеля,

поглощали без меры воду, таящую в себе огонь.

Тысяча мертвых рыб по сравнению с перепившимися князьями и воинами представилась

бы живой.

И тогда царь Теймураз назидательно вскинул указательный палец,

унизанный рубинами, и произнес:

Приговор, а не маджаму,

Что красавиц тешит рой...

Кто другим копает яму,

В яму сам летит порой.

По этому сигналу в руке начальника хевсуров вспыхнул красный факел.

Загремели медные крылья, и хевсурский

меч, повторяющий форму креста, сделал круг над Зурабом и со страшной силой

опустился на его шею. Прав Аали,

воскликнувший: "Не допускай гордыню овладеть твоим сердцем, завтра может

уравнять его с комком грязи!" Выволокли

Зураба, как изменника царя, к воротам дворца, и там он пролежал ровно три часа,

означавших: преступление, раскрытие,

возмездие.

На заре, отрезвившись, арагвинцы крик подняли, за оружием потянулись, а

хевсуры еще ночью все шашки и

кинжалы в одну груду сгребли и в подземелье скрыли. "Лучше потерять одну голову

своего владетеля, чем пятьсот

собственных", - так рассчитали оплошавшие арагвинцы и совсем тихо вывезли

обезглавленного князя в Ананури.

Бисмиллах! Приползает черная арба с черным верхом к воротам Ананури, а ее на

порог не впускают. Там уже Баадур

Эристави, старший брат Зураба, наследство принял. И похороны странные устроил:

"Он меня живым хоронил, говорит, и