До Зиле, знаменитого базарами, оставалось не более двух переходов, как
вдруг впереди послышалась брань, ржание
сгрудившихся лошадей.
Ибрагим быстро свернул в сторону, отвел коня подальше за камни, а сам
взобрался на высокое дерево и
распростерся между густых ветвей.
Крики усиливались. Два всадника, судя по богатству одеяний - паши,
угрожающе наезжали друг на друга. "О ты,
щедро дающий и отнимающий, скажи, что это?" - Ибрагим протер глаза. Нет, это не
мираж. Грузный всадник не кто иной,
как Рахман-паша, родственник Осман-паши, второго везира, выехавший в Токат
недавно для встречи с Моурав-пашой. Об
этом говорил в Стамбуле хеким, зять четочника, советуя Ибрагиму тотчас по
прибытии в Токат проникнуть к паше и
передать то, что следует передать.
Второго всадника, Абу-Селима, зоркий Ибрагим сразу узнал, ибо ненавидел
заносчивого эфенди.
Неожиданно из засады карьером выехали башибузуки в шишаках, отливавших
золоченой медью, и плотным
кольцом окружили Рахман-пашу. Лязг стали, свист, топот коней и хриплые
проклятия.
Рахман-паша выхватил запасную саблю и тут же выронил ее от невыносимой
боли: рослый башибузук ударил
клинком по пальцам. Сипахи, сопровождавшие Рахмана, схватились было с
разбойниками эфенди, но под натиском
многочисленного врага пали наземь один за другим.
Ибрагим старался не шевельнуться, хоть и помнил мудрость корана:
"Никакие меры предосторожности не
остановят предопределения аллаха".
На какой-то миг что-то ослепило Ибрагима, потом он увидел, как Рахман-
пашу стащили с коня.
Башибузук с двумя кинжалами за кожаным поясом и тремя шрамами на лице,
зычно сплюнув, отпихнул
отсеченную голову паши, и она покатилась куда-то вниз, цепляясь красной бородой
за камни.
Кровь похолодела в жилах Ибрагима. Зрелище расправы с пашою в
присутствии эфенди убедило его, что злодеи не
только разбойники, но и палачи из шайки Хозрев-паши, верховного душителя.
Эфенди Абу-Селим не стал дожидаться, когда преданные Хозреву башибузуки
ограбят всех ими зарубленных, и
поскакал по дороге в Токат, город чернеющих колокольчиков, город невероятного
вероломства.
Зуб на зуб не попадал у Ибрагима. Он пролежал весь жаркий день и
прохладную ночь в расселине. Утром он
опасливым взором оглядел дорогу: трупы были убраны - наверно, для того, чтобы не
вспугнуть новые жертвы.
Решение Ибрагима выждать до полудня оказалось не лишним. Чем ближе он
подвигался к Токату, тем назойливее
становилась стража. Не успел он въехать в западные ворота, как его остановили
янычары и подозрительно начали
расспрашивать, откуда он и не встречал ли по дороге богатого пашу, которого
могущественный везир Хозрев-паша
направил с важными вестями в Стамбул.
Засмеявшись, Ибрагим ответил, что аллах не послал ему встречу с
богатством, иначе он бы непременно уговорил
пашу купить на счастье амулет и зеленые четки, предохраняющие от укусов змей.
Переглянувшись, стража потребовала у молодого купца бакшиш -
обязательный подарок.
Полуоткрыв малый тюк, Ибрагим роздал янычарам по амулету, посулив, если
выгодно продаст товар, угостить их
целиком зажаренным молодым барашком, начиненным рубленым мясом, и в придачу не
поскупиться на еще больший
бакшиш.
В благодарность стража указала Ибрагиму мечеть вблизи токатской орты,
где чорбаджи - щедрый толстяк Ваххаб-
паша.
Хотя в Токате было так же спокойно, как на поверхности мрамора в
безветренный день, Ибрагим уже не доверял
тишине и, бойко торгуя амулетами, расспрашивал янычар обо всем, но из
осторожности ни разу не упомянул имя Моурав-
паши или кого-либо из "барсов".
Удары тамбуринов, сливаясь с мелодичным звоном колокольчиков, как бы
стремятся в звуках передать ту
ласковость, которая светится в глазах верховного везира.
Необычайно пышно встречает Хозрев-паша Моурави и "барсов". Лишь только
осадили взмыленных скакунов
сипахи с крыльями на шлемах и щитах, верховный везир приветственно вскинул руку
и тут же, у восточных ворот,
украшенных коврами, торжественно поздравил Георгия Саакадзе с новым званием
мирмирана Караманского вилайета. Он
счастлив, подчеркнул Хозрев-паша, что именно его рассказ в Диване о подвигах
гурджи-полководца вызвал султана на
безграничную милость, которая распространилась и на сподвижников Моурав-паши,
награжденных званиями, шубами с
плеча султана и драгоценными дарами. Лично от себя, с предельным чувством
приязни, везир роздал "барсам" ковры и
кальяны, а Георгию Саакадзе в знак особого благоволения вручил редкостный
золотой кувшин с выгравированным тигром,
принадлежавший якобы прадеду принцессы Фатимы, султану Селиму Второму, а на
самом деле отнятый им, Хозревом, у
Эракле Афендули. Кувшин наполнен столетним вином из зеленой сабзы, и это вино,
осклабился Хозрев, хорошо выпить
вместе на дружеском пиру, который Моурав-паша, несомненно, устроит в честь
султана...
В недоумении взирают "барсы" на богатые дары скаредного ненавистного им
Хозрев-паши. С каким наслаждением
они швырнули бы эти сокровища ему в лицо. Но красноречивый взгляд Георгия
вовремя охлаждает их пыл.
Поблагодарив за дары, Саакадзе сказал:
- Верховный везир, Эрзурум и еще немало земель у ног султана славных
султанов. Вода дождей вернулась в моря.