Великий Моурави 6

И как-то сразу в Токате стало тревожно. Никто ровно ничего не знал, но

все стали разговаривать вполголоса,

оглядываясь и в испуге отскакивая от своей тени.

Прошел еще день, настал другой. Все настороженно ждали, но ничего не

случилось. А темной ночью у Хозрев-

паши собрались неожиданные гости. Тут были муллы больших и малых мечетей и

военачальника тех орт, которые прибыли

непосредственно с верховным везиром.

Безмолвные арабы в белых тюрбанах стояли у входа с саблями наголо.

Хозрев-паша, разжигая ненависть военачальников и фанатизм мулл, объявил

им о двойной игре полководца-

гурджи, который, очаровав султана славных султанов, нарушил его доверие, обманул

доброту и вступил в тайные

переговоры с Ираном.

Паша Скутарийской орты Муса чуть повел бровями:

- Садразам, твое обвинение подобно тяжелой гире на чаше судьбы. Но

Моурав-паша облечен доверием "падишаха

вселенной". Необходимы доказательства!

- Есть одно, оно перевешивает два. - Хозрев зло ударил в медный круг.

Отдернув занавес, арабы втолкнули в зал двух сипахов со связанными

руками. На бескровных лицах - следы

страшных ударов бича. Сипахи стояли не сгибаясь, полные отчаянной решимости.

За ними проскользнул Рагиб, мореходец. Он с подобострастной улыбочкой

повторил свой донос:

- Свидетель морской шайтан, эти двое служили проводниками лазутчикам-

персам, пробравшимся на стоянку

Моурав-паши.

- Собаки только лают, вам же небо даровало говорящий язык. Не

оскверняйте мой слух ложью и не утаивайте

правды! - приказал Муса, невольно любуясь сипахами, и в лохмотьях не утратившими

гордой красоты.

Сипахи молчали.

Абу-Селим бесстрастно пояснил, что никакой пыткой не удалось вырвать

признание у двух отступников. Остается

последняя.

- Две собаки меньше, чем один человек, - погладил рукоятку ятагана

Хозрев. - Через одну минуту не признаетесь,

через две будет поздно.

Сипахи молчали.

Паши и муллы выжидательно взирали на них.

Хозрев ударил в медный круг.

Арабы вытолкнули несчастных, и тотчас раздался приглушенный вопль.

Абу-Селим бесстрастно пояснил, что отступникам отрезали языки. Но он не

пояснил, что эта мера была

предрешена, дабы они ничего не могли рассказать Моурав-паше.

Мореходец в замешательстве испарился, как морской туман.

Трещали фитили в светильниках. Верховный везир хрипло твердил о том,

что необходимо раскрыть глаза

янычарам и сипахам, которые слепо верят Моурав-паше, сыну гиены, укравшему у

турецкой славы три бунчука. И кто, как

не ставленник неба, должен оберегать государству османов?!

До первого намаза плелась паутина. На чаши весов судьбы бросались все

более тяжелые гири коварства, их звон

заглушали мелодичные напевы колокольчиков Токата.

И началось...

Сначала муллы говорили тихо, только со строевыми янычарами и сипахами,

разжигая фанатизм; потом с чаушами.

В ортах и одах началось брожение. Самсумджы семьдесят первая, Джебеджы

пятая, Чериасы семнадцатая и

Зембетекджы восемьдесят вторая угрожали перевернуть котлы.

Толпы вооруженных слонялись по Токату. Казалось, под их напором рухнут

стены. Стало тесно - от тяжко

дышащих, от одержимых, от возмущенных, от растерянных, от полубезумных.

Но тут внезапно прибыл Чапан-оглу, советник Дивана, особый гонец

Сераля. Он привез награды султана войскам

анатолийского похода. Невольники разгружали верблюдов, гонец нагружался слухами,

враждебными и тревожными.

Немало озадаченный Чапан-оглу спросил, что значат непристойные

разговоры мулл и военачальников о

Непобедимом?

Хозрев прикинулся удивленным. Он призвал пашей и беков, возглавляющих

орты и оды, и в присутствии высокого

гонца стал укорять одних за неуместное проявление вражды, других - за

попустительство.

- Бисмиллах! - свирепел верховный везир. - Почему допускаете янычар и

сипахов своевольничать? Разве совсем без

головы лучше, чем с одной? Ай-я, кто дерзнул выразить Моурав-паше

непочтительность?..

А муллы, поняв притворство везира, продолжали рыскать между войсковыми

шатрами.

- Настал час, - возвещали они, - и раскололась луна. Но неверные при

виде и этого чуда отворачиваются и говорят:

"Все это черная магия".

- Возмутитесь, правоверные! Мухаммед сказал: "Не вступайте в дружбу с

моими врагами и врагами вашими!"

- Эйваллах, изменника гурджи охраняет шайтан!

Приверженцы Моурав-паши гасили в себе пламя ненависти. Другие, сбитые с

толку, недоумевали: "Аллах, кого

слушать? Рубить кого? Кого проклясть? Что кричать: "Ур-да-башина"? "Аман"?

Собирались в кучи, растекались по улицам, острыми взорами будто

насквозь пронзали дворцовый дом вали.

- Клянусь головой Османа, - пугливо отходил от зарешеченных окон

Хозрев-паша, - эти глупцы-муллы испортят

все дело! Эфенди, посоветуй слишком пылким не усердствовать. Пока не уедет

Чапан-оглу, пусть надушат свои пасти, это

поможет им вспомнить, что язык - не всегда милость аллаха; иногда избранным

подвешивает его сам шайтан, уподобляя

погнутому бубенцу, дабы хрипом оповещал о приближении ишака...

Все было как надо.

Зажглись запасные светильники. В разноцветных сосудах - шербет, на

вертелах - барашки, на подносах - пилав.

Чапан-оглу ублажают. Ароматный дым вьется из курильниц. В неблагопристойных

позах кружатся мальчики-плясуны с