Читаем Великий Моурави 6 полностью

затишье, очертания дальних гор стали мягкими, и над ними робко замерцала первая

звезда.

Новый раскат бури нарушил очарование. И вновь помчались вдаль Георгий

Саакадзе, верные "барсы", а за ними в

конном строю орта сипахов.

И словно на крыльях рока пронеслись три угрожающих бунчука, пролагая в

воздухе незримую тропу в Токат, город

мелодичных колокольчиков.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Токат! Город оранжевой полутьмы, внезапно спускающейся со скалистых

высот.

Токат! Город мелодичных колокольчиков и звонких бубенцов. Они рождаются

в недрах руд, в горах, с трех сторон

окружающих городские стены.

Полуобнаженные токатцы кирками и ломами извлекают груды руды и

сваливают в медноплавильные ямы. Горит

древесный уголь, рокочут подземные силы, валит черно-бурый дым.

Из века в век проходят по древним торговым путям Азии и Европы

караваны, плывут над зыбкими песками

пустыни песни меди: динь-дзилинь, дзинь-диликь. Выплывает из желто-синей дали

хор неземных существ, доносится

таинственный перезвон, манят призрачные озера, ажурные мечети, изумрудные сады.

Но караван-баши не сворачивает верблюдов к соблазнительной прохладе

озер, знает: видения эти - шутки

скучающего шайтана. Величавый вожак-верблюд, ведя за собою караван,

отворачивается от обманчивой тени садов, - он

изучил повадки знойной пустыни: соблазнять доверчивых путников и потом вместо

прохлады являть взору раскаленные

холмы.

О правоверные, бойтесь горечи обманутых надежд! О верблюды, не следуйте

глупостям правоверных, ибо всегда

останется виновным тот, кто в тишине прошел стороной. Вот почему вожак из века в

век водит за собой вереницу

верблюдов. И в знак отличия у него от головы к седлу, среди цветных кистей,

колышутся ярусы бубенцов и колокольчиков:

дилинь-дзинь, дзилинь-динь.

Так из века в век приближаются караваны... Удаляются караваны!..

Не подобна ли кораблям пустыни многоликая судьба? Кто может предугадать

ее поклажу? Кого обогатит она? Кого

обеднит? Кто потеряет жизнь? А кто найдет ее? Судьба! Она вездесуща, она

изменчива, она беспощадна, она следует по

всем путям и перепутьям жизни!..

Токат! Город мечетей, город фанатиков, город немыслимых суеверий, город

жестоких расправ, город мелодичных

колокольчиков. Не сюда ли спешит неумолимая судьба? Не ее ли встречают звонким

переливом бубенцы и колокольчики?

Бубенцы - душа Токата. Они звенят на ногах танцовщицы, на тамбуринах,

на колпаке бродячего факира, на дверях

молчаливых и мрачных домов. Звенят... звенят... звенят, напоминая о прошлом,

утверждая настоящее, предвещая будущее!

Есть в Токате поверье: когда в город въезжает человек с черным сердцем,

бубенцы и колокольчики на миг

приобретают черный оттенок и лишаются своей мелодичности.

Но кто может определить этот миг, исчезающий, как пушинка, скоротечный,

как тень?

Токат! Шумны и суетливы в эти дни базары в нем! Спешат в распахнутые

ворота караваны с филигранными

изделиями лазов, с мареной, с турецкими коврами из Смирны, с розовым маслом из

страны болгар, с сырым хлопком, с

изюмом Измира, с зернами сезама и сладкими рожками, с пушистыми шкурами из

Русистана, с коконами из страны

Золотого Руна, с шафраном из Зафаран-Болы, с лакрицей из Греции, с шелковыми

тканями Индостана, с отборными

плодами Афганистана и фарфором Поднебесной империи. Спешат с грудами медной

руды. Спешат с окрашенной и

набивной бумажной тканью.

И как можно не торопиться, если судьба сулит наживу? Разве войско

анатолийского похода не заполнило Токат?

Разве вдоль стен города в несколько рядов не тянутся шатры, расходясь раструбом

возле городских ворот? И разве не

сказано: где звон оружия - там и звон золота.

Гул перекатывается возле серединных западных ворот. Здесь расположилась

буйным станом семьдесят первая ода

Самсумджы, обычно в Стамбуле надзиравшая за охотниками с меделянскими собаками в

дни султанской охоты за

медведями. Капудан Ваххаб-паша - любимец султана и сторонник Непобедимого. Вот

почему его янычары нетерпеливо

ждут Моурав-пашу. Он должен помочь им превратить Багдад в обложенного медведя.

На шесте около шатра Ваххаб-паши -

значок Самсумджы: на желтом поле черная собака, оскалившая пасть и поджавшая

хвост.

Рядом с Самсумджы войсковые шатры оды Джебеджы, первой, третьей и

пятой. Их капудан, Джянум-бек,

щеголяет в чалме, повязанной белой кисеей. Он главный по эту сторону стен Токата

и хочет стать главным по ту сторону

стен Багдада. И потому его янычары ждут Моурав-пашу. Гурджи должен помочь им

опутать Багдад белой кисеей, как

жертвенного барана. Возле шатра Джянум-бека - значок Джебеджы: на розовом поле

под пальмой лев с высунутым языком.

Поодаль желтеют шатры оды Чериасы семнадцатой. Их право ставить свои

шатры перед шатром султана, и, когда

султан в стане, он не может пройти в свой шатер, минуя их. Тогда янычары Чериасы

становятся по сторонам, приложив

руки к груди. Но сейчас нет с ними "средоточия вселенной", и они ждут... Моурав-

пашу. Он должен дорогой наживы

привести их в Исфахан, где они втопчут в грязь "льва с мечом в лапе и солнцем на

спине". Возле шатра их капудана, Незир-

бека, - значок Чериасы: на красном поле серебряная лестница; она ведет к раю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза