затишье, очертания дальних гор стали мягкими, и над ними робко замерцала первая
звезда.
Новый раскат бури нарушил очарование. И вновь помчались вдаль Георгий
Саакадзе, верные "барсы", а за ними в
конном строю орта сипахов.
И словно на крыльях рока пронеслись три угрожающих бунчука, пролагая в
воздухе незримую тропу в Токат, город
мелодичных колокольчиков.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Токат! Город оранжевой полутьмы, внезапно спускающейся со скалистых
высот.
Токат! Город мелодичных колокольчиков и звонких бубенцов. Они рождаются
в недрах руд, в горах, с трех сторон
окружающих городские стены.
Полуобнаженные токатцы кирками и ломами извлекают груды руды и
сваливают в медноплавильные ямы. Горит
древесный уголь, рокочут подземные силы, валит черно-бурый дым.
Из века в век проходят по древним торговым путям Азии и Европы
караваны, плывут над зыбкими песками
пустыни песни меди: динь-дзилинь, дзинь-диликь. Выплывает из желто-синей дали
хор неземных существ, доносится
таинственный перезвон, манят призрачные озера, ажурные мечети, изумрудные сады.
Но караван-баши не сворачивает верблюдов к соблазнительной прохладе
озер, знает: видения эти - шутки
скучающего шайтана. Величавый вожак-верблюд, ведя за собою караван,
отворачивается от обманчивой тени садов, - он
изучил повадки знойной пустыни: соблазнять доверчивых путников и потом вместо
прохлады являть взору раскаленные
холмы.
О правоверные, бойтесь горечи обманутых надежд! О верблюды, не следуйте
глупостям правоверных, ибо всегда
останется виновным тот, кто в тишине прошел стороной. Вот почему вожак из века в
век водит за собой вереницу
верблюдов. И в знак отличия у него от головы к седлу, среди цветных кистей,
колышутся ярусы бубенцов и колокольчиков:
дилинь-дзинь, дзилинь-динь.
Так из века в век приближаются караваны... Удаляются караваны!..
Не подобна ли кораблям пустыни многоликая судьба? Кто может предугадать
ее поклажу? Кого обогатит она? Кого
обеднит? Кто потеряет жизнь? А кто найдет ее? Судьба! Она вездесуща, она
изменчива, она беспощадна, она следует по
всем путям и перепутьям жизни!..
Токат! Город мечетей, город фанатиков, город немыслимых суеверий, город
жестоких расправ, город мелодичных
колокольчиков. Не сюда ли спешит неумолимая судьба? Не ее ли встречают звонким
переливом бубенцы и колокольчики?
Бубенцы - душа Токата. Они звенят на ногах танцовщицы, на тамбуринах,
на колпаке бродячего факира, на дверях
молчаливых и мрачных домов. Звенят... звенят... звенят, напоминая о прошлом,
утверждая настоящее, предвещая будущее!
Есть в Токате поверье: когда в город въезжает человек с черным сердцем,
бубенцы и колокольчики на миг
приобретают черный оттенок и лишаются своей мелодичности.
Но кто может определить этот миг, исчезающий, как пушинка, скоротечный,
как тень?
Токат! Шумны и суетливы в эти дни базары в нем! Спешат в распахнутые
ворота караваны с филигранными
изделиями лазов, с мареной, с турецкими коврами из Смирны, с розовым маслом из
страны болгар, с сырым хлопком, с
изюмом Измира, с зернами сезама и сладкими рожками, с пушистыми шкурами из
Русистана, с коконами из страны
Золотого Руна, с шафраном из Зафаран-Болы, с лакрицей из Греции, с шелковыми
тканями Индостана, с отборными
плодами Афганистана и фарфором Поднебесной империи. Спешат с грудами медной
руды. Спешат с окрашенной и
набивной бумажной тканью.
И как можно не торопиться, если судьба сулит наживу? Разве войско
анатолийского похода не заполнило Токат?
Разве вдоль стен города в несколько рядов не тянутся шатры, расходясь раструбом
возле городских ворот? И разве не
сказано: где звон оружия - там и звон золота.
Гул перекатывается возле серединных западных ворот. Здесь расположилась
буйным станом семьдесят первая ода
Самсумджы, обычно в Стамбуле надзиравшая за охотниками с меделянскими собаками в
дни султанской охоты за
медведями. Капудан Ваххаб-паша - любимец султана и сторонник Непобедимого. Вот
почему его янычары нетерпеливо
ждут Моурав-пашу. Он должен помочь им превратить Багдад в обложенного медведя.
На шесте около шатра Ваххаб-паши -
значок Самсумджы: на желтом поле черная собака, оскалившая пасть и поджавшая
хвост.
Рядом с Самсумджы войсковые шатры оды Джебеджы, первой, третьей и
пятой. Их капудан, Джянум-бек,
щеголяет в чалме, повязанной белой кисеей. Он главный по эту сторону стен Токата
и хочет стать главным по ту сторону
стен Багдада. И потому его янычары ждут Моурав-пашу. Гурджи должен помочь им
опутать Багдад белой кисеей, как
жертвенного барана. Возле шатра Джянум-бека - значок Джебеджы: на розовом поле
под пальмой лев с высунутым языком.
Поодаль желтеют шатры оды Чериасы семнадцатой. Их право ставить свои
шатры перед шатром султана, и, когда
султан в стане, он не может пройти в свой шатер, минуя их. Тогда янычары Чериасы
становятся по сторонам, приложив
руки к груди. Но сейчас нет с ними "средоточия вселенной", и они ждут... Моурав-
пашу. Он должен дорогой наживы
привести их в Исфахан, где они втопчут в грязь "льва с мечом в лапе и солнцем на
спине". Возле шатра их капудана, Незир-
бека, - значок Чериасы: на красном поле серебряная лестница; она ведет к раю.