Великий Моурави 6

освободится лишь в момент погребения тела.

Зал приема и совета заполнили ханы Мазандерана. Караджугай выслушивал

просьбы и с низкими поклонами

излагал их шаху. Позади ковра Гюне-хан, подражая голосу Аббаса, или отклонял

просьбы или милостиво удовлетворял их.

Незаметно через прорези в ковре он подымал одну или две мертвые руки шаха, то

повелевая остаться, то милостиво

отпуская просителей. Тут же, у подножия шахтахты, Темир-бек торжественно держал

саблю шах-ин-шаха - верное средство,

помогающее не замечать ничего странного в поведении властелина.

А ночью, заперев зал, Гюне, у которого не попадал зуб на зуб, менял

пестрый тюрбан на черный, пил крепкий кофе,

курил кальян и валился на ковер, словно сам умирал. Караджугай-хан почти не

спал, ибо боялся, что страшный дневной сон

будет продолжаться и ночью. Трепет даже перед умершим Аббасом, душа которого так

угрожающе воплотилась в его

глазах, вынудил ханов слепо выполнять его последние повеления. Так должно

длиться сорок дней. Лишь на сорок первый

всю роскошь в зале приема и совета должны были сменить шесть свернутых - в знак

траура - знамен Ирана.

- Бисмилляги ррагамани ррагим! - беспрестанно выкрикивал Гюне-хан,

взирая на мертвого, который продолжал

оставаться живым.

И народ Ирана, великой империи шах-ин-шаха, не нарушал воплями

будничную жизнь.

Странные слухи ползли, ширились, - что-то произошло. Где Иса-хан? Где

Эреб-хан? Почему персидские

полководцы не спешат подвести к границам новые тысячи? Почему не замечают, что

дожди в Месопотамии прекратились?

Почему не препятствуют передовым отрядам анатолийских орт разведывать местность

вблизи Диарбекира? Как непонятен

этот 317 год XIV круга хроникона*. Невероятное происходит в Исфахане. Шах Аббас

решил ждать - кого? И не шах, а

Караджугай-хан! Нет! Нет! Иса-хан. Но почему, почему не торопятся сами завязать

большую войну?! Разве не проиграл

уже тот, кто отстал? Шах Аббас - олицетворение коварства! Что еще замыслил "лев

Ирана"? Надо быть настороже!

______________

* 1629 год.

Посланные янычарским агой лазутчики уверяли: "Беспокойство в персидском

стане, но подойти нельзя, сильно

охраняются подступы".

Удивлялся и Саакадзе. Сравнительно легкие победы, одержанные до начала

дождей в Анатолии, Ираке и Сирии,

еще не имели решающего значения, необходимо прорвать линию Диарбекир - Багдад,

необходимо столкновение с

храбрыми Иса и Эребом. Их войска оснащены мушкетным огнем и пушками. Пока они не

опрокинуты, шах Аббас

неуязвим. Но не похоже, чтобы рвались ханы в бой. Почему же укрываются на

рубеже, ничего не значащем? Нет, не могут

они не учитывать саакадзевские способы ведения войны. Значит, что-то

исключительно важное отвлекло их внимание от

Багдада. Но что?..

Уже кони, преодолев множество островков и песчаных мелей, перешли вброд

на правый берег Кызыл-Ирмака, уже

оставлен позади город Заза. Саакадзе спешит. Необходимо как можно скорее

встретиться с Келиль-пашою, начальником орт

сипахов, и совместно решить, как действовать дальше - выждать или наступать.

И как всегда, судьба потешается над решениями, ею не одобренными.

Последняя стоянка на равнине реки Манисы,

вблизи возвышенности Думанлы-Даг. Поодаль от шатра Саакадзе расположилась орта

сипахов. Они в котлах варили

баранину и пели. Матарс, Элизбар, Пануш и Гиви выехали вперед, дабы наметить

самый короткий путь в Токат.

Обогнув сады, орошаемые источниками, всадники направили коней в заросли

вечнозеленого дуба. Тропа затейливо

изгибалась. Дул горно-долинный бриз, и над головами "барсов" неугомонно шумела

листва. Вдруг Элизбар круто осадил

коня и прислушался. Где-то совсем рядом в зарослях послышалось конское ржание и

кто-то вполголоса выругался по-

персидски.

Разделившись, "барсы" рысью двинулись навстречу неосторожному

путешественнику.

- Яваш! - загремел Элизбар, выхватив клинок и прикладывая его к груди

незнакомца.

Перед "барсами" на откормленном жеребце оказался пожилой турок, по виду

астролог. За ним на высоком

иноходце дрожал слуга.

Пануш, пристально вглядываясь, рванулся к незнакомцу. Миг - и

приклеенная борода очутилась в его руке.

- Лазутчик! - радостно крикнул Гиви, обнажая саблю. И тут же: - Юсуф?!

Откуда ты, дорогой? Кого лечишь здесь?

Преодолевая дрожь, шахский лекарь таращил на "барсов" глаза и радостно

всплеснул руками:

- А-а-а-га, Ги-ги-ви!

"Барсы" опешили: перед ними, как призрак невозможного, предстал хеким

Юсуф, главный лекарь шаха Аббаса,

друживший в Константинополе с зятем четочника Халила. Персиянин в середине

Анатолии! Что могло сейчас быть

удивительнее этого?

Элизбар учтиво поклонился:

- Да светит над тобой, хеким Юсуф, солнце аллаха! Большую радость

доставишь Непобедимому, если посетишь его

шатер.

- Пусть Мекка будет мне свидетелем, и я рад встретить Непобедимого,

хоть и спешу очень.

- Видим. Но разве сейчас время для лекаря "льва Ирана" путешествовать

по Турции, да вдобавок лишь с одним

слугою? Или шах-ин-шах перестал дорожить тобою?

Лекарь внимательно посмотрел на черную повязку Матарса, она показалась

ему выцветшей, и облегченно

вздохнул: "Гурджи не причинят мне зло". Он и не помышлял о бегстве, ибо слишком

хорошо по Исфахану знал "барсов".