ханэ, и потому, что Сэм, истязая, казнит его, Мусаиба, облеченного почетом,
заподозрив, что он причастен к похищению
Сефи; и потому, что одной несчастной Гулузар не воспитать слепого мальчика.
Напрасно Мусаиб умолял Лелу скрыться с
ним, обещая проводить ее до Тбилиси, Лелу отказалась. Незачем ей туда
возвращаться. Луарсаба нет, а Хосро-мирза откроет
новую страницу Книги судеб, и ей нет места в этой книге. Потом Лелу позвала
меня, как старшего хекима: "Передай шаху!
Я, дочь грузинского царя Георгия Десятого, никому не позволю унизить меня!
Царицей жила - царицей умру!"
Я передал. Зулейка, она была там, так закричала: "Скорей зови палача,
пусть выколет ей оба глаза! Как дерзнула
напомнить о своей крови?!" Сэм, беснуясь, ринулся в покои Лелу, за ним Зулейка.
Я тоже поспешил за ними, хотя уже
полезнее было вспомнить о скоростном верблюде.
Из глаз Мусаибе текли слезы. Голова царственной Лелу, успевшей принять
яд, покоилась у него на коленях. "Как
смел ты допустить такое?! - закричал Сэм-шах, уже присвоивший имя Сефи. - Умрешь
в страшных муках!" Тогда Мусаиб
встал и сложил руки на груди: "Твоя воля для всего Ирана священна. Я много видел
почета и доверия, и мне после ухода
моего повелителя, шаха Аббаса, делать на земле нечего. Но, свидетель аллах, я
поклялся, - тут Мусаиб взял в руки коран, -
что сам похороню царственную Лелу. Аллах видит, клятва, которую я дал любимой
жене "льва Ирана", должна быть
исполнена. И выслушай, молодой шах, верного слугу: без желания аллаха ни один
волос не упадет с моей головы".
Тут Сэм-шах передернулся от злобы и покинул обитель печали, а Зулейка
метнулась к ларцам Лелу, но Мусаиб не
допустил ее: "Завтра успеешь обогатиться!"
- Эрасти! - крикнул Саакадзе. - Передай беку сипахов - через час
выступаем! Подготовь к походу и наших коней!
Продолжай, хеким Юсуф!
- Когда настала ночь, я пробрался к старшему евнуху: "О Мусаиб, ты при
шахе Аббасе был сильным и много
плохого мог сотворить. Пророк подсказывал тебе, и ты сотворил больше хорошего. И
меня ты всегда хвалил великому
Аббасу. Настал срок отблагодарить тебя. Вот индусский яд, прими - и уснешь
спокойно. Знай, завтра палачи на Майдане-
шах сдерут с тебя кожу, ибо новому шаху выгодно, чтобы весь майдан знал, что ты
отравил царственную Лелу, замыслив
похитить ее драгоценности". Выслушав, Мусаиб подарил мне двести туманов и два
изумрудных браслета для моей жены и
вынул из мешка восемь ларцов, наполненных драгоценностями, накопленными им за
долгую службу у шаха Аббаса, их он
передает маленькому Сефи.
Потом, наполнив чаши шербетом, предложил выпить за самое хорошее - за
память о светлой Лелу, скрасившей его
жизнь. Яд тоже у меня взял и посоветовал мне бежать из Исфахана, ибо кровожадный
Сэм уничтожит всех, кто был предан
шаху Аббасу. Я обещал подумать. А наутро Давлет-ханэ закипел, как смола в котле,
ибо на рассвете палачи не нашли
Мусаиба в гареме. Обыскали Исфахан, много евнухов всполошили, но Мусаиб словно
растворился в воде или в воздухе.
- И тебе, Юсуф, пришлось бежать из Исфахана?
- Пророк свидетель, пришлось, ибо Мусаиб угадал: Сэм-шах начал рубить
головы всем, кого заподозрил в
сочувствии царственной Лелу.
"Барсы" скупо обменивались словами, не в силах отделаться от наплыва
разноречивых чувств. Саакадзе
поинтересовался:
- Где хочешь скрыться, ага Юсуф?
- Вам можно сказать: в Константинополе, у моего друга, тоже хекима...
- Женатого на сестре четочника Халила? Так?
Саакадзе встал; приложив ладонь к глазам, он стал следить за сбором
орты сипахов. Там уже играла бори.
- Вот что, ага Юсуф, - решительно повернулся Саакадзе к лекарю, - я
облегчу твое пребывание в Константинополе.
Ты прибудешь в Сераль как тайный гонец от меня. Известишь "средоточие мира" о
смерти шаха Аббаса, а также обо всем
тобою виденном. Припав к стопам "падишаха вселенной", скажешь, что покинул
Исфахан ради Турции, где решил
врачевать всех страждущих. А жестокого Сэма-шаха, который испоганит благородное
имя Сефи, лечить не намерен. Такое
придется по душе и султану и пашам. Кто знает, может, со временем ты станешь
хекимом Мурада, повелителя османов.
- Да будет, Непобедимый, над тобою милость аллаха! Ты возродил во мне
желание радоваться жизни, ибо, если так,
я сумею после войны переселить свою семью в Стамбул. Когда в путь отпустишь,
Непобедимый?
- Сейчас. Необходимо тебе поскорее миновать Токат. Здесь на всех
дорогах уши и глаза верховного везира. У него
пять бунчуков и свирепый характер. Торопись. В Стамбуле раньше предстань перед
Осман-пашою. И еще: я дам тебе в
провожатые преданных мне двух сипахов. Смотри, будь осторожен. В путь!
Оседланные кони уже нетерпеливо били копытами возле шатра, где высились
на высоких древках три красных
бунчука.
Перед тем как опуститься в седло, лекарь дал клятву на коране, что он
точно выполнит секретное поручение
Георгия Саакадзе, служить которому отныне считает для себя наградой аллаха.
По приказу Саакадзе сипахи должны были проводить хекима Юсуфе в Самсун
и тем устроить на один из кораблей
мореходца Мамеда Золотой Руки.
Улеглась пыль за ускакавшими всадниками. Близился заход солнца, и чуть
потемнело безоблачное небо. Наступило