Великий Моурави 6

жестокость Сэма оттолкнула от него даже

царственную Лелу несмотря на ее безграничную любовь к Сефи-мирзе. Караджугаю

хотелось подсказать, что прекрасный

сын Гулузар которого он, хан, видел недавно, тоже внук шаха Аббаса и во всем

походит на своего отца Сефи-мирзу. И Иса-

хану также хотелось видеть шахом Ирана любимого внука Лелу. Это ли не стало б ей

утешением?! Но как открыть шаху, что

жестокий Сэм внушает такие опасения, когда сам шах Аббас, ставленник аллаха на

земле, убил своего сына? Уныние

охватило ханов, но они безмолвно взирали на властелина, ибо помнили, что когда

он в гневе - львы в пустыне начинают

дрожать.

А шаха одолевала слабость, в ушах раздавался звон, словно там били

копьем о железо, и приторная тошнота

подступала к сердцу. Он думал об Иране дворцов, войск, золота и ощущал

одиночество. Синяя муха вновь жужжала над

головой и не всем лету ударялась о гроздь алмазов, сверкавших на тюрбане. На

величие Сефевидов покушалась синяя муха.

Гримаса исказила лицо шаха, оно стало жестоким, с нестерпимым блеском будто

остекленевших глаз.

- Мое повеление неоспоримо! - Шах словно терял слова в тумане. - Вы,

четыре верных мне хана, будете служить

Сэму преданно, как служили мне, и поклянитесь сейчас на коране, что возведете

Сэма на трон Сефевидов. Поспешите, ибо

узбеки и другие шайтаны, проведав, что опасная рука шаха Аббаса поникла, как

подрубленный тростник, захотят вернуть

потерянное. Враги узнают последними о моем уходе в жилище аллаха, тогда, когда

воцарится уже Сэм-мирза.

- Шах-ин-шах, мы, тени твоих желаний, исполним все, как ты пожелал

совместно с аллахом!

- Видит пророк, я доволен... - "Бисмиллах, как жужжит эта синяя муха!"

- Еще повелеваю, берегите дорогу шелка!..

В паутине путей пусть запутается то, что унижает высокое возвеличиванием

низкого. Вам поручаю скрыть место моего

погребения, ибо враги могут осквернить мою могилу желанием позлорадствовать над

ней, а друзья - опечалить слезами

скорби... Усмирив Гилян, спешите к Багдаду... Дожди проходят... Приготовьте по

моему росту три серебряных сундука.

Один повезете в Ардебиль... - "Бисмиллах, как жалка синяя муха, заслоняя

крыльями мое изображение..." - второй - в

Мешхед... и третий - в Вавилон. В одном из них я совершу последнее странствие...

- Жалка синяя муха, но я бессилен

дотянуться до нее, порождения зловонной кучи... Бисмиллах! Бессилен?!"

И, к ужасу ханов, шах внезапно вскочил, потянулся к своему портрету,

рукой хватая воздух, словно что-то ловя,

судорожно вцепился в раму, окаймленную крупной бирюзой, и не то смех, не то стон

вырвался из его горла. Он упал

навзничь, увлекая за собой изображение своей молодости, будто и его хотел

захватить в могилу. Рама глухо стукнулась об

угол шахтахты, раскололась, и камни бирюзы покатились во все стороны, словно

вызволенные из плена.

Ханы застыли, боясь сделать малейшее движение. Перед ними неподвижно

лежал мертвый шах Аббас* с глубокой

складкой на переносице, словно еще силился разгадать какой-то мучительный

вопрос. Мертвый шах Аббас! Сорок пять лет

поднимавший Иран, как огромную бирюзу, и в один миг выронивший его.

______________

* Адам Олеарий пишет, что "умер шах Аббас в 1629 году, на 63 году от

рождения и после 45 лет правления. Тело свое велел предать

погребению в особом, указанном им месте; для того же, чтоб не знали где он

лежит, отвезены три гроба в разные места, именно: в Ардебиль,

Мешед (Мешхед) и Вавилон, и погребено там. Большинство же полагает, что тело его

отвезено в Вавилон и погребено там в Неджефе, где

находится гробница Аали (святого)".

Песок из верхнего шара песочных часов весь пересыпался в нижний.

Караджугай и Иса обменялись

выразительным взглядом, они знали, что время не остановить и теперь надо

выполнить то, что повелел им "лев".

Темир-бек охранял тело мертвого шаха, искусно набальзамированное. У

порога так же торжественно сменялись

мамлюки. Портрет "льва Ирана" опять высился над шахтахтой. Символы не должны

были исчезать.

Немедля Иса-хан и Сейнель-хан, взяв с собою хекима Юсуфа, ускакали в

Исфахан. Пока враги - узбекские ханы на

востоке и вожди кочевых племен на юге - не проведали о смерти шаха Аббаса, они

обязаны возвести Сэма на трон

Сефевидов.

Караджугай же и Гюне-хан приступили к тяжелому делу. Зал приема и

совета по их указанию был разукрашен с

возможной роскошью. Умело сочетались драгоценнейшие ковры, красные шали Кашмира

и Кермана, затканные шелком и

серебром ткани Бенареса, тончайший китайский фарфор и персидская золотая посуда.

Тут все утверждало величие власти,

захватившей земные сокровища.

На ступенях шахтахты, среди ваз, зеркал и бронзовых подсвечников,

Караджугай распорядился поместить две

парчовых подушки для себя и Гюне. Затем, опустив занавеси, затканные сиреневыми

птицами, на окна, отчего в зале

воцарился полумрак, они, как пожелал шах, одели его бездыханное тело в богатый

наряд, украсили тюрбан звездой из

крупных алмазов и усадили на шахтахту, прислонивши к стене, на которой

переливался голубой, как небо, ковер. Только

теперь хеким искусно открыл глаза шаху и опасливо отодвинулся. В них, как учил

коран, воплотилась душа Аббаса, которая