Великий Моурави

Чтоб пред ним орлы робели,

Тигры жались на пороге,

Гнулась чтоб под ним тропинка,

И с восходом, на досуге,

Розу знатная грузинка

Поднесла к его кольчуге.

Тише! Сон не детский снится:

Выше звезд возносит знамя

Картли грозная десница.

Он растет. И сила с нами!

Путь всегда открыт герою

Голос в страшной битве звонок,

Потому ждет за горою

Белокрылый жеребенок

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Третье посольство князей отправилось совместно с посольством

католикоса.

Железные ворота Мухранского замка были замкнуты и молчаливы.

Безмолвствовали и дружинники на сторожевых башнях. Удушливо палило солнце.

Но настоятеля Трифилия не смутило небесное пламя. Он угрожал гневом церкви:

"Если верные сыны не желают помочь в затруднительный час, что же требовать

от Шадимана?"

Выступили четыре монаха-соглагольника, епископ выразительно прочитал

послание "святого отца". Горячо молили Зураб, Липарит, Цицишвили. И старый

князь сдался, но решительно настаивал: Кайхосро Мухран-батони временно будет

правителем Картли. Если за три года не явится законный царь, тогда,

напутствуемый католикосом, правитель будет венчаться на царство в

первопрестольном Мцхета, сливая династии Багратидов и Мухран-батони.

Вахтанг же - отец Кайхосро и Мирван - дядя, требовали при возложении на

Кайхосро венца утвердить за ним титул: "Правитель Картли Багратион-Мухрани".

Князья охотно согласились.

И вот - торжественный въезд в Тбилиси. Кайхосро на белом аргамаке с

золотой отметиной. Сдвинув ряды и звеня конским убором, следовала личная

свита: двадцать князей пожилых, сорок молодых и восемьдесят азнауров знатных

фамилий. А дальше тянулись мсахури с отрядами охраны, сотни чубуконосцев,

оруженосцев и прочих слуг. В одеяниях преобладали цвета знамени

Мухран-батони. Среди азнауров выделялся золототканой куладжей и афганским

оружием почетный азнаур князь Автандил Саакадзе. Блестел дамасской сталью

сын Ростома. Тщеславился ханской саблей Нодар Квливидзе. Молодые азнауры

Верхней, Средней и Нижней Картли горделиво гарцевали в одеждах времен

Георгия Блистательного.

Чуть позади Кайхосро, грозно сдвинув брови, ехал старый князь, а еще

подальше, за Вахтангом, - фамилия Мухран-батони: женщины на белых конях,

мужчины - на серых с оранжевыми бабками. Под золотыми обручами развевались

лечаки, на остроконечных папахах блестели орлы, терзающие серебряных змей.

На некотором расстоянии, впереди царственного поезда ехали тридцать два

всадника в шишаках и кольчугах, по четыре в ряд, на вороных, белых, гнедых и

золотистых скакунах. Время от времени, чередуясь, шестнадцать всадников

вскидывали длинные тонкие трубы и выводили воинственные напевы. Другие,

несмотря на ярко слепящее солнце, вздымали шестнадцать медных факельниц, из

которых извергался густой красный огонь, бросая изменчивые отблески на

знамена Багратидов и Мухран-батони.

Взбудораженные горожане с надеждой взирали на колеблющийся огонь, как

смотрят на огонь возрожденных очагов.

Суровый монах окропил колокола святой водой. Звонарь Сиона перекрестил

главный колокол, закатал рукава, взялся за веревку и выплеснул на город

звон.

Из узкого окна палаты католикоса выглянул Бежан Саакадзе, перевернул

страницу летописи и крупно начертал:

"Да не оскудеет милость бога безначального и бесконечного! В сей день,

благословленный святой равноапостольной Ниной, желанный церковью Кайхосро из

рода Мухран-батони вступил через Дигомские ворота в Тбилиси".

Из Самухрано тянулись в Тбилиси обозы с продуктами, гнали баранов и

телят. Метехи ожил, царские повара словно проснулись после заколдованного

сна и с усердием готовили тончайшие яства.

Старший конюший Арчил, переживший четырех царей, приказал подвластным

ему конюхам вычистить конюшни и выкрасить двери в фамильный цвет

Мухран-батони. Очистили птичник от персидских птиц и загнали туда медведей.

Начальник псарни вывез в Твалади, где обитала царица Мариам, собрание

охотничьих рогов Георгия Десятого и подобострастно приготовил для своры

молодого правителя новые подстилки и чаши.

Гордый и счастливый, распоряжался князь Газнели, ведь в его покоях

качается в посеребренной люльке маленький Дато. Верная мамка поет ему

старинные песни витязей.

Правитель Кайхосро повелел замку праздновать неделю, а не две, как

подобало: пока не царь. Саакадзе напротив, настоял на двухнедельных

празднествах в городе: незачем потакать скромности молодого правителя.

Под сенью высоких стен, вокруг Метехи раздавались разгульные звуки

зурны. Лилось вино, из замка слуги выносили обильное угощение. Пировала

толпа. Расцветали радужные надежды: наконец кончилось страшное время

бесцарствия, свободно можно торговать, свободно покупать, устойчиво думать о

будущем.

- Здоровье Кайхосро! - провозглашали торговцы.

- Здоровье Моурави! - гаркали дружинники.

- Выпьем! - кричали амкары.

- Выпьем! - вторили купцы.

Били в дайры, проносились в танце лекури разодетые женщины на плоских

крышах Тбилиси.