Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

И уже выйдя из юридического клинча, Сталин принялся объяснять гостю, почему «они признаются в своих преступлениях». Да потому, что «изверились в правоте своей позиции, видят успехи всюду и везде. Хотят хотя бы перед смертью или приговором сказать народу правду. Хоть одно доброе дело сделать – помочь народу узнать правду. …Это не совсем обычные преступники.

У них осталось кое-что от совести. … Когда спрашиваешь, почему они сознаются, то общий ответ: “надоело это все, не осталось веры в правоту своего дела, невозможно идти против народа – этого океана”».

Крестьяне и евреи

Видный большевик и коминтерновский деятель Карл Радек, с которым Фейхтвангер был неплохо знаком, однажды сравнил Сталина с Моисеем, обнаружив между ними следующую разницу – Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин – из Политбюро. Крамольную радековскую шутку пересказал бежавший на Запад в 1928 году Борис Бажанов в изданных во Франции в 1930 году «Воспоминаниях бывшего секретаря Сталина». Его книга была переведена на немецкий и могла быть известна Фейхтвангеру.

Ну, допустим, в перипетиях внутренней жизни в СССР Фейхтвангер не разбирался. Пусть он поверил Сталину, рассказывавшему о своем дружеском отношении к Радеку, который, несмотря на это, изменил ему. Но мог ли писатель, написавший роман «Семья Опперман» (первоначальное название – «Семья Оппенгейм») о политике нацистов по отношению к евреям, поверить в правдивость сталинских россказней о связи советских евреев с гестапо? Ну не евреев – троцкистов, это не важно, в то время в СССР «троцкист» и «еврей» были едва ли не синонимами. Не мог же он не понимать, что никакого сотрудничества нацистов с евреями Троцким, Зиновьевым и Каменевым быть никак не могло. А ведь именно это, судя по стенограмме, «втирал» Фейхтвангеру Сталин.

Сталин (из стенограммы): «Троцкий заключил союз с Гессом, чтобы взрывать мосты и поезда и т. д., когда Гитлер пойдет на нас войной. Ибо Троцкий не может вернуться без поражения СССР на войне. …Они считают, что вся Европа будет охвачена фашизмом и мы, советские люди, погибнем. Чтобы сторонники Троцкого не погибли вместе с нами, они должны заключить соглашение с наиболее сильными фашистскими государствами, чтобы спасти свои кадры и ту власть, которую они получат при согласии фашистских государств. …Власть, которую они получат в результате поражения СССР в войне, должна сделать уступки капитализму: Германии уступить территорию Украины или ее часть, Японии – Дальний Восток».

Сталин, говоря обо всем этом применительно к евреям Каменеву и Зиновьеву, неосмотрительно упомянул Иуду Искариота, вложив это имя им в уста. «Хотим перед смертью помочь узнать правду, – якобы говорили они, – чтобы мы не были такими окаянными, такими иудами».

«Об Иуде – это легенда», – сухо заметил собеседник, имея в виду отсутствие этого персонажа в Ветхом Завете. Упоминание Иуды не понравилось Фейхтвангеру, ему не без оснований послышался в нем антисемитский душок. Сталин понял свою оплошность. «Это не простая легенда, – поправился он. – В эту легенду еврейский народ вложил свою великую народную мудрость».

На самом деле для Сталина, похоже, троцкисты были – те же евреи. Приведу рассказ латвийского посланника в СССР Карлиса Озолса, однажды ехавшего «в одном вагоне с красным генералом Фабрициусом с тремя орденами Красного Знамени на груди». Тот, тоже латыш, в революцию латышский стрелок, разоткровенничался и поведал ему «безобразный случай», как в 1919 году приказал расстрелять коменданта Пскова некоего Зильбермана, потому что до него «стали доходить слухи, что он расстреливает людей с единственной целью – отобрать драгоценности в собственную пользу. …Нашлись другие Зильберманы, которые обратились к Троцкому с жалобой», уже на него. Троцкий вызвал его и стал допытываться, как он посмел расстрелять его человека. Фабрициус, в свою очередь, пошел к Сталину: «Товарищ Сталин, попомните мои слова, будут нам беды от евреев-троцкистов». А в 1926 году Сталин на съезде подошел к нему и сказал: «Товарищ Фабрициус, вы оказались правы».

«Я немец – по языку, интернационалист – по убеждениям, еврей – по чувству», – говорил о себе Фейхтвангер. Относительно соплеменников, живущих в СССР, у него возникло хорошее чувство. «Советский Союз, – говорится в его книге, – …ассимилировал большую часть своего пятимиллионного еврейского населения и, предоставив другой части обширную автономную область и средства для ее заселения, создал себе миллионы трудолюбивых, способных граждан, фанатически преданных режиму».

Столь же восторженную оценку вызвало у писателя только положение крестьян в СССР. «Больше всех разницу между беспросветным прошлым и счастливым настоящим чувствуют крестьяне, составляющие огромное большинство населения».

Ну если в евреях еще можно было увидеть – до поры – «благоприобретателей» советского режима, то применительно к крестьянам, так пострадавшим от коллективизации, вывод писателя, пожалуй, был чересчур смел.

…Крестьяне и евреи. Это смутно мне напоминает диалог из ремарковского «Черного обелиска».