Возможно, Сталин, читая ее, мог испытывать те же чувства, что и одноименный персонаж в романе Александра Солженицына «В круге первом» при виде «на телефонной тумбочке черно-красной книжечки… сигнального экземпляра из подготовленного на десяти европейских языках многомиллионного издания “Тито – главарь предателей” Рено де Жувенеля». Вождь, особо ценивший пропаганду руками «друзей СССР», с удовлетворением отмечает: «…удачно, что автор – как бы посторонний в споре, объективный француз, да еще с дворянской частицей».
Двадцать лет спустя
В 1955 году главный редактор журнала «Огонек» Анатолий Софронов посетил Фейхтвангера в Калифорнии – тот эмигрировал в Америку во время войны – и обрадовал, что у нас вышел перевод «Гойи» и что издательство собирается перевести ему гонорар. Уму непостижимо – Софронов, заслуживший палаческую репутацию со времен борьбы с «космополитами», встретился с Фейхтвангером, который в этот самый период из «прогрессивного писателя и друга СССР» был переведен в разряд врагов. Между прочим, писателю до самой смерти так и не дали американского гражданства, и все из-за книги «Москва, 1937» и встречи со Сталиным, его даже вызывали на допросы в ФБР. Тем не менее романы Фейхтвангера там издавались, в отличие от СССР, где о нем забыли на полтора десятилетия.
«Москву, 1937» еще до войны изъяли из библиотек. Там ведь, наряду со славословиями, всякое было. Такое например: «Ясно, что Сталин, обуреваемый чувствами неполноценности, властолюбия и безграничной жаждой мести, хочет отомстить всем, кто его когда-либо оскорбил, и устранить тех, кто в каком-либо отношении может стать опасным». Правда, автор приводил такого рода суждения для того лишь, чтобы опровергнуть их как «болтовню», и тем не менее…
«Сороковая годовщина Октябрьской революции – это один из лучших дней в его жизни», – под таким заголовком в ноябре 1957 года в журнале «Огонек» была опубликована статья Фейхтвангера. В ней он вспомнил, как в двадцатую революционную годовщину «в Москве предстали перед судом внутренние изменники и саботажники. Даже некоторые верные друзья Советского Союза начали впадать в сомнения, многое казалось им невероятным». Но только не Фейхтвангер. Он одобрял все шаги Сталина, включая заключение договора с Гитлером – так, во всяком случае, говорилось в «Огоньке», который, вопреки прошедшему незадолго до того XX съезду, оставался оплотом сталинистов.
В Швеции рассекречены архивы Нобелевского комитета: конкурентом Пастернака в борьбе за премию в том же 1957 году был Лион Фейхтвангер.
«Он, если бы его спросили: “Доволен ли ты своей жизнью до сегодняшнего дня?” – ответил бы: “Да. Готов повторить”». Фейхтвангер так говорил о себе в тех же «Автобиографических записках». Стало быть, не считал, что той книгой испортил себе биографию. Прозрения не наступило, он так ничего и не понял или не захотел понять. В конце концов, что она ему, чужая отсталая страна, на которую он равнодушно смотрел с высоты европейской культуры, может быть, испытывая при этом некоторое чувство превосходства. По свидетельству Каравкиной, он однажды, ничтоже сумняшеся, ляпнул, «что в России никогда не было живописи, и теперь нет».
Ну и все же как писатель-гуманист мог оправдать творившийся в стране ужас? К однозначному ответу я так и не пришел, да его, вероятно, и не существует, тут всего понемногу, как это обычно в жизни бывает. Не скажешь же, что Фейхтвангера банально подкупили. Ко лжи его толкали страх и ненависть, испытываемые им по отношению к нацизму, надежда на Сталина, а возможно, и то, что называют «очарование злом», замаскированным великим мифом. Не он один, многие умные люди в очередном ожидании «конца Европы» испытывали социалистические иллюзии. Глупость умных людей, как и было сказано. В результате из лучших побуждений Лион Фейхтвангер изменил своему же постулату – «Историю нельзя подчистить ластиком».
Но есть же, должна же быть какая-то грань, отделяющая просто ложь от лжи, оправдывающей массовое смертоубийство! Или же нет никакой грани, немного того, немного другого, и коготок увяз, но это еще не значит, что всей птичке пропасть и можно будет до самого конца не отступать от собственных заблуждений?
И тогда в 20-х годах XXI века на сайте все еще живой партии российских коммунистов напишут: «Есть книги правды, пробивающей себе дорогу к людям через многие десятилетия. На одном из первых мест в ряду таких произведений стоит книга классика мировой литературы Лиона Фейхтвангера “Москва, 1937”».
Глава четвертая
«Чудаки»
Барбюс обиделся – чего, мол, ради критики
затеяли спор пустой?
Я, говорит, не французский Панаит Истрати,
а испанский Лев Толстой.