Но больше всего шедевров приобрел Эндрю Меллон, американский банкир, министр финансов США с 1921 года при трех президентах, один из самых богатых людей Америки. Он решил основать в Америке музей по образцу Национальной галереи в Лондоне. И это ему удалось. В начале 30-х годов он через посредников скупал шедевры европейских мастеров из Эрмитажа, потратив на это более 6 млн долларов. В 1937 году коллекция Меллона из 115-ти бесценных картин перешла в собственность Национальной галереи искусств в Вашингтоне – нового музея, который без эрмитажных шедевров не был бы столь знаменит.
Решения о продаже шедевров из Эрмитажа принимались на закрытых заседаниях Политбюро. В роли главного продавца выступал Наркомторг и его контора по продаже произведений искусства, называвшаяся «Антиквариат». Свою черную работу они выполняли без зазрения совести. Не всегда она завершалась успехом. Не раз предъявлялись судебные иски к партнерам «Антиквариата», устраивавшим аукционы по его продаже. Так, князь Феликс Юсупов узнал в каталоге «Галереи Лепке» свои вещи и с помощью адвокатов приостановил продажу.
Расскажу любопытную историю, вычитанную во все тех же «Проданных сокровищах». В этой книге есть рассказ о представителях Наркомторга Ильине и Краевском, которые привезли «Мадонну Альбу» Рафаэля и «Венеру с зеркалом» Тициана в Нью-Йорк и там ни в чем себе не отказывали, возвращались в Россию первым классом.
В Национальной галерее в Вашингтоне висит не меньше двух десятков картин из Эрмитажа – Тициан, Рафаэль, Перуджино, Рембрандт. Рембрандт оттуда есть еще и в амстердамском Рейксмюсеуме, и в музее Гюльбенкяна в Лиссабоне. А ван Эйк, которого больше в Эрмитаже не осталось – присутствует помимо Национальной галереи и в нью-йоркском Метрополитен-музее. (Интересно, никому еще не пришло в голову собрать на одном сайте полотна старых мастеров, которые когда-то были в России, а потом проданы Сталиным за рубеж? То есть те, которые, случись все иначе, мы могли бы увидеть, не уезжая далеко от дома.)
Могут сказать, что индустриализация, ради которой все это делалось, требовала жертв. Но самое обидное, что продажа национального достояния окупила лишь незначительную часть расходов на нее. Львиная их доля пришлась на наш многострадальный народ. В общей сложности от продажи музейных ценностей в первой половине 30-х годов, по подсчетам Елены Осокиной, профессора истории Университета Южная Каролина, было выручено около 20 млн долларов. В сравнении с потребностями индустриализации эта сумма была ничтожно малой. Гораздо большую роль в финансировании «Большого скачка», по ее мнению, сыграли сбережения советских граждан – валюта, золото и серебро, на которые в магазинах Торгсина можно было приобрести продовольствие и другие товары в голодные годы первых пятилеток.
Приход к власти Адольфа Гитлера положил конец сталинским распродажам. Отношения с Германией испортились, и Берлин перестал быть столицей русского антиквариата. Последующая судьба сокровищ, проданных Советским государством на берлинских аукционах, порой была самой неожиданной.
Диптих с изображением Адама и Евы Лукаса Кранаха Старшего, изъятый из киевского музея, был продан в мае 1931 года на аукционе в Берлине как часть лота под названием «Собрание Строгановых», хотя не имел к коллекции Строгановых никакого отношения. Приобрел его голландский коллекционер Жак Гудстикер. В мае 1940 года, спасаясь от нацистов, он бежал и, спускаясь по лестнице, сломал себе шею. Его вдова продала Кранаха «за копейки» немецкому банкиру Алоису Мидлу – в обмен на защиту от преследования (семья была еврейской). Тот, в свою очередь, перепродал диптих Герингу, из коллекции которого он был после войны возвращен в Нидерланды и объявлен государственной собственностью. В 1966 году голландское правительство вернуло шедевр наследнику Строгановых (!), а тот тут же продал его для музея в американском городе Пасадена.
Тут речь о проданных сокровищах, а были еще и раздаренные. Расскажу пару историй, вычитанных мною в опубликованных документах протокольного отдела НКИД СССР.
16 ноября 1929 года заместитель наркома иностранных дел Лев Карахан обсуждает в переписке с наркомом просвещения Бубновым, какой подарок сделать главе Турции Мустафе Кемалю Ататюрку. Лучшим подарком, по его мнению, была бы картина русского мастера, и потому он ставит перед Наркомпросом вопрос «о передаче ему одного из левитановских пейзажей (большое полотно) или “Стражей” Верещагина. С ком. приветом. Карахан».