Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

В эпиграф вынесена подпись к дружескому шаржу на Барбюса в журнале «Чудак» (1929). Барбюса, понятно, никто не считал «испанским Толстым». Впрочем, французским – тоже. «Французским Толстым» называли не его, а Ромена Роллана. Если я еще окончательно не запутал читателя, то добавлю, что «балканским Горьким» Роллан назвал Панаита Истрати, «пролетарского писателя» родом из Румынии, переехавшего жить во Францию. В 1921 году он попытался покончить жизнь самоубийством, оставив предсмертное письмо Роллану, но выжил, а Роллан, узнав о письме, поддержал начинающего автора. В момент выхода журнала «Чудак» Панаит Истрати, почетный председатель Французской ассоциации друзей СССР, находился в Советском Союзе в качестве гостя и, более того, собирался остаться там навсегда.

Панаит Истрати

Свое путешествие по стране он начал, как все иностранцы, с гидом, но потом, благодаря помощи Луначарского, ему разрешили свободное перемещение на всей территории СССР, после чего оставаться раздумал. Вернувшись во Францию, опубликовал книгу «К другому пламени. После шестнадцати месяцев в СССР. Исповедь для побежденных». Начинается она с пересечения советской границы с надписью на арке: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» Истрати комментирует этот лозунг: «Объединяйтесь и не посылайте больше делегаций дураков, ничего не видящих и ничего не приносящих. Поезжайте одни, без гидов, без руководства, и вы почувствуете, сколь глупыми вы бы ни были, гораздо больше, чем все мировые вожди».

9 ноября 1929 года «Литературная газета» напечатала обращение группы советских писателей (в числе которых был и Маяковский) «к писателям Запада». В нем из «известного писателя» Истрати превратился в «гнуснейшего ренегата». Уезжая со своей «приемной родины», он «счел уместным прислать с границы братский привет трудящимся, – возмущались авторы письма, – и уже через несколько дней» обрушился с критикой на Советский Союз. Со страниц «Известий» Бела Иллеш, венгерский писатель, эмигрировавший в СССР, и вовсе обвинил его в связях с румынской охранкой. Этот пропагандистский прием был в ходу до самого конца СССР – чуть что не так, едва кто-нибудь из дружески настроенных к нам иностранцев проронит что-то крамольное, сразу же выяснялось, что «он сотрудничал с гестапо».

Проданные сокровища

«Бедные мы чудаки! – писал о себе Истрати. – Я тогда верил во все эти слова («революция», «большевизм» и т. п.), а теперь отказался от старых убеждений». Он и вправду верил. В ноябре 1928 года в «Известиях» вышла его статья под заголовком «Безделушки или тракторы?» Ее смысл сводился к одобрению начинавшейся тогда продажи на Запад картин из Эрмитажа. Дескать, надо с легкостью расставаться с музейными ценностями, «побрякушками», если на вырученные от их продажи средства государство может приобрести сельхозтехнику, чтобы люди не голодали. Статья была им написана под впечатлением посещения Музея голода в Саратове, вскоре закрытого. Там он увидел фотографии истощенных людей, свидетельства каннибализма среди голодающих в Поволжье (1921–1922 годы).

На самом деле продажа картин из Эрмитажа осуществлялась совсем не ради голодающих, а вовсе даже наоборот. Сталину нужны были средства на индустриализацию, поэтому сельскохозяйственная продукция отбиралась у крестьян и продавалась за границу по низким ценам. По низким – поскольку начинался мировой экономический кризис, и цены были вдвое, а то и втрое ниже докризисных. Когда расчет на экспорт продовольствия из-за падения цен не оправдался, Сталин начал распродавать шедевры из Эрмитажа.

Первым их покупателем стал Галуст Гюльбенкян, помогавший дешевой неочищенной нефти из СССР пробиться на мировой рынок. «Господин пять процентов» (такой долей он владел в капитале Иракской нефтяной компании) уговорил своих партнеров из «Шелл» торговать советской нефтью по демпинговым ценам – никто не хотел иметь с большевиками дело. В Париже в 1928 году он познакомился с торгпредом Георгием Пятаковым, опальным большевиком, исключенным из партии за троцкизм. Вернувшись в Москву, Пятаков тем не менее был назначен председателем правления Госбанка СССР. Осенью 1930 года Гюльбенкян в результате переписки с ним выторговал рембрандтовский «Портрет старика» из Эрмитажа всего за 30 тыс. фунтов стерлингов.

«Он поставил себе целью заполучить то, чем некогда владели русские цари», – пишут авторы книги «Проданные сокровища России». Ему продали одну из лучших статуй в собрании Эрмитажа – «Диану» Гудона, некогда приобретенную Екатериной II. Она украсила парадную лестницу его парижского особняка. Для ее покупки он посылал в Ленинград своего эксперта, который должен был в зашифрованном виде сообщить телеграммой о степени сохранности статуи – «Отлично себя чувствую», «Немного устал» или «Приехал уставшим». На выгодных условиях он приобрел бесценные полотна Рембрандта и Рубенса, которые сейчас можно увидеть в постоянной экспозиции основанного им музея в Лиссабоне. Гюльбенкян завещал все свои художественные собрания Португалии.