Маршал Огарков и другие военные руководители прекрасно понимали, что существуют конкурирующие потребности в экономических инвестициях и ограничения на доступность ресурсов для удовлетворения ненасытных потребностей в хеджировании на случай возможных затяжных ядерных и неядерных войн. Тем не менее, точка зрения военных планировщиков должна была отличаться от точки зрения Брежнева и его коллег по Совету обороны и Политбюро, у которых было множество других экономических и политических соображений, не менее важных.
Некоторые военные руководители, в частности маршал Огарков, были обеспокоены не только наращиванием американского военного потенциала, но и отказом США от разрядки и переговоров по стратегическим вооружениям после того, как в 1970-х годах они заставили себя, а также советское военное ведомство и планирование принять военную разрядку и контроль над вооружениями. В начале 1980-х годов их еще больше беспокоила неготовность Брежнева, Устинова и советского руководства в целом к принятию новых мер по повышению военной готовности и наращиванию вооружений, которые они теперь считали необходимыми.
Разработка и обнародование в 1982 году нового американского руководства по обороне и других документов по стратегической политике, описанных в главе 1, усугубило проблему в Москве. Однако, по сути, реальная проблема для Советов заключалась в том, что, свернув в конце 1970-х годов с линии тренда своих собственных военных инвестиций, они теперь столкнулись с американским ростом военных расходов, сопровождаемым уверенными заявлениями Америки о намерениях вести переговоры и, что более туманно, но зловеще, действовать с позиций превосходящей силы.
Снова в годовщину победы в Европе во Второй мировой войне, в мае 1982 года, маршал Огарков занял более жесткую позицию, чем его начальник, министр обороны Устинов. Оба чиновника нападали на американскую цель завоевания военного превосходства, но Огарков снова выделил как "особо опасную тенденцию в действиях американского империализма" то, что он снова назвал "прямой материальной подготовкой к новой войне". И в заключение он вновь подчеркнул "необходимость" "сделать все для укрепления обороноспособности" Советского Союза. Устинов, однако, подчеркнул, что Советский Союз не позволит Соединенным Штатам добиться превосходства, что мощь советской обороны "сдерживает империалистических агрессоров" и что Коммунистическая партия "намерена и в будущем не ослаблять своей заботы о повышении обороноспособности нашей страны". Огарков был близок к тому, чтобы сказать, что существующая потребность в укреплении обороноспособности еще не удовлетворена; Устинов заверил своих читателей, что эта потребность была удовлетворена и будет удовлетворяться Коммунистической партией.
27 октября 1982 года, в свой последний крупный политический акт, Брежнев и другие члены Политбюро Совета обороны встретились в Кремле с беспрецедентным собранием нескольких сотен ведущих командных кадров советских вооруженных сил.62 Брежнев начал свое выступление со слов о том, что он принял приглашение Устинова на эту встречу, и в других частях речи особо благосклонно отозвался об Устинове, "нашем боевом товарище" (который, по его словам, "постоянно докладывает мне о состоянии наших вооруженных сил"). Он также подчеркнул свое собственное внимание к военным вопросам: "Что касается меня, то я тоже постоянно занят вопросами укрепления армии и флота, исполняя, так сказать, свой служебный долг, и знаю, как у вас идут дела "63.
В начале своего выступления Брежнев отметил, что прошло два года после Двадцать шестого съезда партии, и заявил, что "опыт подтвердил правильность оценок и выводов съезда, дальновидность принятых им решений", отметив при этом, что "появляются и новые вопросы, которые надо решать безотлагательно". Он повторил ранее прозвучавшую на съезде тему о столкновении двух линий в мире: линии углубления напряженности и поиска военного превосходства и линии разрядки. Он пошел дальше, определив первую как линию, проводимую "Соединенными Штатами и теми, кто идет с ними"; на конгрессе он говорил о "двух тенденциях" и, хотя подразумевал американскую поддержку первой, не называл так прямо американское руководство приверженцем этого курса. Затем он решительно подтвердил советскую позицию, несмотря на обострение конфликта. "Наша линия, - подчеркнул Брежнев, - на разрядку и укрепление международной безопасности.