Читаем Великий Сибирский Ледяной поход полностью

Около восьми утра солнце выглянуло из-за прибрежных гор, осветив все озеро и наш бивак, в котором не было палаток, а были огненные точки с дымом, обозначавшие места костров. Было тихо, ветру не было ничуть. Переход через озеро Байкал начался без видимых помех. Одна колонна за другой вытягивались стрункой, когда сходили с берега на лед. Мы выехали ровно в десять, немного опоздав, и тем нарушили расчет времени до наступления темноты.

Сначала ехали довольно бойко по хорошо протоптанной дороге. Подул легкий ветерок с левой стороны. Через полчаса ветер усилился и вскоре превратился в угрожающий буран. Ни туч, ни облаков не было на небе, но солнце застилалось снежной мглой, висевшей в воздухе высоко и несшейся с севера на юг. Откуда взялся снег, наверняка никто не мог сказать; на зеркально гладком льду его не было совсем. Вероятно, его сдувало сильным ветром с берегов, несло по озерному коридору несколько сот верст и на пути взвивало к небесам, образуя тучу снежной пыли, слепившую глаза.

Не обозначенная вехами дорога едва улавливалась глазом, так как на узенькой дорожке в ширину саней трудно было различать следы подковных шипов. Наши лошади с гладкими подковами стали скользить на льду и, устав держаться крепко на ногах, падали тем чаще, чем быстрей они бежали. Поэтому движение замедлилось и совершалось почти шагом. А ветер все крепчал, усиливался постепенно. Силой ветра легко сбивало сани вправо от дорожки и увлекало туда же лошадей. Но вне проторенной дорожки, слегка избитой острыми шипами, упавшие лошади обессиливались и не могли подняться без посторонней помощи, сами по себе. Приходилось раньше втаскивать их на дорожку и лишь тогда помочь им подняться.

Пристяжная лошадь наших саней то и дело падала на лед, а при вставании теряла силы, изматываясь совершенно. Тревога закрадывалась в душу, как бы не пришлось отпрячь ее и бросить на дороге. Но тогда сомнение являлось, удастся ли без пристяжной приехать в Мысовую до наступления темноты. Ведь сбившимся с пути грозил конец фатальный – застыть на холоде, погибнув не в схватке со врагом, а от ярости стихии.

Голова Беженского отряда ушла от нас вперед; мы же все больше и больше отставали, заставляя сзади ехавшие сани объезжать нас сбоку, или останавливались на наезженной дороге и ждали, пока те пройдут, минуя нас. Требовалось как-то облегчить положение нашей пристяжной, и вот приходилось выходить из саней и бежать с ней рядом, помогая при падении вставать.

Пожалуй, это обстоятельство приобретало важное значение для нас, не давая ощущать жестокий холод так болезненно, как это испытывали те, кто не покидал своих саней. Движение пешком и бег очень согревали зябнувшее тело, но с руками было просто горе. Чтобы помочь лошади подняться, надо было вынуть их из рукавиц, а вынешь – через минуту они закоченеют, и приходилось совать их поскорей обратно в рукавицы.

Попеременно с князем Болховским мы ехали в санях и иногда пробовали завернуться в одеяло, но попытки были тщетны. Ветер вырывал его из рук и развевал по воздуху горизонтально, не давая возможности закутаться в него. Холод был невыносим для всех, в особенности для конных. Многим из них становилось нестерпимо ехать с застывшими руками и ногами. Слезая с лошадей, они умоляли взять их в сани, а лошадей бросали на произвол судьбы.

Им скользкий путь и ветер Баргузин послали день жестоких испытаний. Сначала лед не позволял идти уверенно и заставлял скользить, терять устойчивость и падать. Потом в усилии встать на ноги лошадь доходила до большого напряжения и траты сил. Выбившись из сил, она делалась помехой саням, замедляя их движение и подвергая людей риску не добраться вовремя до Мысовой. Став обузою, лошадь отпрягалась и отдавалась на расправу бешеной стихии.

А злобный ветер словно этого и ждал: со всею яростью налетал на брошенную лошадь и сбивал ее направо, где не было дороги. Но стоило лошади сойти на зеркально гладкий лед, как она уже считалась обреченною на смерть. Много раз она пыталась вернуться на дорогу, по которой шли войска, но с каждым разом падала и все больше уклонялась в сторону, сносимая порывами ветра дальше и дальше от дороги. Так постепенно лошадь удалялась приблизительно на сто шагов, пока не падала окончательно, чтобы больше на вставать.

Бедные животные являли жалкую картину, лежали сотнями на льду. Другие кое-как еще держались, стоя на ногах: то в одиночку, то группами – по четыре и по пять. Все стояли против ветра, смотря на уходивших к восточному берегу Байкала и провожая их усталым взглядом. Возможно, в этом взгляде немой укор ушедшим выражался за то, что бросили безжалостно во власть разбушевавшейся стихии. Им было не по силам и невмоготу стоять на одном месте и застывать от ледяного ветра. Вот у одной из них подкосились ноги: она стала на колени и застыла в этой позе, борясь с надвигавшейся смертью. Потом вдруг рухнула на бок, чтобы замерзнуть и заснуть навеки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное