Нигде не приходилось видеть такого количества брошенных и павших лошадей. Гибли лошади не только слабые, но и сильные из-за того, что не были подкованы на острые шипы. Если утром можно было слышать недовольство на не обозначенную вехами дорогу, то теперь оно должно было умолкнуть. Дорога была провешена весьма заметно: не вехами, не прутьями и не флажками, а трупами несчастных лошадей.
Так мстил сердитый дух Байкала за нарушение неприкосновенности своих владений. Холод, ветер и мороз были его оружием зимой; ими он разил неведомых пришельцев, заставлял их бежать или умирать на льду от стужи. Казалось, этот дух должен был бы почувствовать удовлетворение и умилостивиться при виде сотен жертв, устилавших длинный путь на протяжении 60 верст.
Но нет! Еще одно оружие осталось у него, которое пускалось в ход не столь для истребления, сколь для устрашения земных существ. То были зияющие трещины на льду, о которых столько говорили крестьяне окрестных сел и деревень.
Студеный, леденящий ветер всецело овладел воображением людей, спешивших перейти по озеру как можно поскорей. О трещинах временно забыли и вспомнили о них, когда стали подходить к середине буйного Байкала. Внимание путников вдруг приковалось к странному явлению: среди обломков льда торчала голова коня. Вокруг ее и дальше поперек дороги лежали глыбы льда, нагромоздившиеся друг на друга. Лазуревый и сине-купоросный цвет их был неописуемо красив.
Не нужно было говорить и объяснять: голова и глыбы поведали о драме, происшедшей здесь до нас. Разверзлось озеро с необычайным треском и поглотило в свою холодную пучину все то, что оказалось там в момент разрыва льда: чьи-то сани целиком с людьми и лошадьми.
Сейчас оно сомкнулось и закрылось, дав нам возможность избежать опасной переправы через полынью. В пути еще раз встретились такие обломки льда, но без признаков трагедии, постигших несчастливцев. Какое счастье было уйти из этих мест благополучно! Не все, однако, уцелели. На следующий день озеро продолжало вырывать людей и лошадей, подвергая их ужасной смерти.
Перед сумерками ветер стал стихать, и, когда подъехали к другому берегу Байкала, наступила темнота. Но она уже не пугала, дорога впереди была покрыта снегом и явственно обозначалась на белом фоне снежного покрова. Лошади быстрее побежали. Въехали на берег и догнали свой Беженский отряд, терпеливо поджидавший нас у поворота к городу Мысовску.
Вздох облегчения вырвался у измученных людей. Получалось впечатление, что позади осталось поле жесточайшей битвы, где боролись не с врагом, а с силами природы. Здесь не было героев, чьи имена могли бы оставить славу по себе; тут были только жертвы разгневанной стихии, о которых обычно вспоминают не с гордостью, а с сожалением на весьма короткий срок. Был, мол, такой-то человек – и перестал существовать. В бою он подвига не совершил, погиб бесславно, не справившись с природой. О нем вспоминают иногда, когда подходит какая-нибудь дата помолиться за него перед Божьим престолом или на одной из панихид.
Но если была битва, то полагалось где-то быть перевязочному пункту. Нечто в этом роде было устроено в Мысовске. Не успели мы приехать, как привели нас к зданию, в котором предполагался ночлег для прибывавших. Расположились в теплом помещении, начали отогреваться, но недолго это продолжалось. Вбежали в комнату сестры милосердия, умоляя нас помочь оттирать обмороженных в тот день. Таковые вслед за ними не замедлили прийти.
Вот является лихой поручик, улыбаясь во весь рот. Подошел к столу, сбросил на пол рукавицы и давай стучать пальцами об стол. Не живые пальцы, просто деревяшки! Покоробило слегка при виде издевательства над собственным несчастьем. Кто-то не выдержал подобной сцены и громко закричал: «Скорей воды холодной принесите!» Принесли. Поручик сунул в воду свои бесчувственные пальцы, продолжая улыбаться и смеяться. Через несколько минут корка льда покрыла пальцы толстым слоем. Их вынули и стали оттирать. Не легка была работа оттирать, скоро уставали. Уставших сменяли другие, чередуясь между собой. Таким образом оттерли отмороженные пальцы, не дав им отвалиться, и намазали гусиным салом под конец.
Ввели другого. Такая же история с ногами. Уже сил не хватало оттирать, но сестры умоляли не бросать, а оттирать, насколько то было возможно. Усталостью пренебрегая, оттерли и этого несчастного, потом забастовали. Не стало больше сил. Сестры перешли в другие комнаты с такой же просьбой к другим продолжать спасение вновь прибывавших. Замерзших совершенно не показывали никому; втихомолку хоронили их на следующий день, воздвигая простой крест над неоплаканной могилой.
Таков был переход через Байкал – ледяной в буквальном смысле слова. Леденели лошади от стужи и гибли на байкальском льду; леденели также люди, отмораживая себе руки, ноги с последствиями на всю жизнь. Трескучие морозы при безветрии не страшны – страшен сильный ветер при морозе.
Е. Красноусов[156]
Переход через Байкал[157]