Великий Сибирский Ледяной поход

Фронт как-то неожиданно быстро стал подвигаться от Урала на восток, и вскоре спешно начал эвакуироваться Омск. Армия, измотанная непрерывными боями, морозами и постоянным нервным напряжением, не могла уже сдерживать врага. Начался последний акт обороны, но надежды защитить столицу рушились. Прикрываемое армией из последних сил, началось всеобщее отступление. Русские люди за годы «великой бескровной» навидались великих исходов, но такого ужасного, как был этот сибирский великий исход, не было и – сжалится Господь над Россией – не будет больше.

Эвакуационные поезда длинной лентой вытянулись между Омском и Ново-Николаевском. На 150 верст к западу от Ново-Николаевска растянулись эшелоны эвакуации Омска и стали. Дальше двинуться оказалось невозможным – впереди железная дорога была безвыходно закупорена. Стояли лютые морозы. Сзади накатывалась огненным валом регулярная Красная армия. По сторонам лежала бесконечная холодная сибирская тайга, в которой не разыскать ни крова, ни пищи. Замерзавшие беженцы, кто поздоровее, выходили из вагонов и беспорядочными толпами шли на восток, шли, пока были сильны, а раненые, больные, матери с детьми беспомощно оставались замерзать.

Почему случилось так, что прямая артерия страны – Сибирская магистраль – не смогла послужить эвакуирующимся из Омска, и десятки тысяч беженцев и раненых остались замерзать в тайге? В газете «Дело России», номер 14, 1920 год, так описывалась эта страшная история: «Постепенно замирала жизнь в этих эшелонах смерти. Затихали стоны умирающих, обрывался детский плач, и умолкало рыдание матерей. Безмолвно стояли на рельсах красные вагоны-саркофаги со своим страшным грузом, тихо перешептывались могучими ветвями вековые сибирские ели, единственные свидетели этой драмы, а вьюги и бураны напевали над безвременно погибшими свои надгробные песни и заметали их белым снежным саваном. Главными, если не единственными виновниками всего этого не передаваемого словами ужаса были чехи. Вместо того чтобы спокойно оставаться на своем посту и пропустить эшелоны с беженцами и санитарные поезда, чехи силою стали отбирать у них паровозы, согнали все целые паровозы на свои участки и задерживали все, следовавшие на запад. Благодаря такому самоуправству чехов весь западный участок железной дороги сразу же был поставлен в безвыходное положение. Более пятидесяти процентов имеющегося в руках чехов подвижного состава было занято под запасы и товары, правдами и неправдами приобретенные ими на Урале, на Волге и в Сибири. Тысячи русских граждан, женщин и детей были обречены на гибель ради этого проклятого движимого имущества чехов».

Доктор Крейчи также описывает это ужасное положение на Сибирской железной дороге, но, как увидим, отнесся к этому весьма прохладно (если не считать риторических рассуждений), беспокоясь только о своих «гошах». Он подтверждает факт отвратительного эгоизма чешских легионеров и их бесцеремонное самоуправство, вернее – фактический захват Сибирской железной дороги.

«…В то же самое время мы должны считаться с опасностью, которая нам угрожает с запада. Красная армия, как уже видно, не остановится в Омске. Все говорит о том, что она пойдет дальше, чтобы захватить всю среднюю Сибирь. Поэтому является главнейшая необходимость, чтобы как можно скорее мы выбирались оттуда на восток. Хотя большевики еще очень далеко, но на магистрали наступает такое положение, которое может стать страшной угрозой нашей эвакуации. Множество русских воинских поездов наскочили на нашу наизападнейшую позицию, почему произошел там страшный хаос и затор. Наше главнокомандование отдало распоряжение, чтобы наши отряды упорядочили дорогу от Ново-Николаевска до Красноярска. И так как это не удалось, то нам ничего более не остается, как помнить только о своих собственных интересах. По приказу ген. Сырового, никакой иной поезд не должен был пропущен на восток впереди наших эшелонов. Не было сделано исключение и для семи поездов, в которых убегает из Омска Колчак с государственным золотым запасом. Бывший Верховный Правитель торчит где-то в безумном заторе на дороге и тщетно возбужденными телеграммами добивается проезда – наше командование отвечает твердокаменным – «нельзя». Я не осмеливаюсь себе даже представить, какое несчастье, какое множество страшных бед заключает в себе эта остановка потока бегущих. Это загромождение пути для тысяч и тысяч русских военных и штатских, которые, будучи мучимы тщетным ожиданием, проводят целые дни и даже недели в поездах, не могущих тронуться с места, и гибнут при этом от голода, морозов и тифа! Все же было бы для нас гораздо лучше, если бы мы могли еще в начале осени оставить дорогу на запад от Красноярска».