Великий Сибирский Ледяной поход

Приняв решение во что бы то ни стало уйти от грозящей личной смертельной опасности, автор настоящих воспоминаний пошел вдоль тех вагонов эшелона, где имелись русские, и тихим голосом, чтобы не привлекать общего внимания, предлагал всем желающим покинуть вагоны для того, чтобы прорываться на восток пешим порядком, присоединиться к нему. Первый, который ответил отказом следовать за своим офицером, был личный вестовой автора настоящих воспоминаний. У него оказалось «больное горло», и он боялся «простудиться». Личный адъютант поручик Хусаинов, видимо от горя, был мертвецки пьян, и от него ничего толком добиться было нельзя. С ним случалось, что, дорвавшись до четверти с чистым спиртом, он – молодой еще юноша, хотя и татарин – припадал к ее «устам» и пил, пил, пока не отваливался от горлышка наполовину опорожненной бутыли. Спирту в эшелоне у поляков было сколько угодно, и бедный Хусаинов стал жертвой своей страсти во время этого печального пути. Мертвецкий пьяный, он и попал на «учет» вскоре прибывших из Красноярска агентов Чека. Будь он трезв, не пришлось бы ему остаться в руках большевиков, ибо следовать пешком он наверняка не отказался бы.

Все остальные, как сговорившись, отвечали решительным отказом, а некоторые даже ругались, считая прорыв через линию красного фронта еще большим безумием, чем сдача на волю «победителя». Дамы и девушки с ужасом смотрели на решившегося уходить «бывшего» начальника Осведверха и, со слезами на глазах нашептывая молитвы, благословляли его крестным знамением. Только один из всего состава Осведверха и других лиц нашелся, кто решил разделить сверхопасную попытку прорыва через выдвинувшуюся далеко вперед большевистскую линию фронта. Этот один-единственный был полковник Лев Николаевич Канабеев[176].

В этом безумном решении было бы трудно справиться одному, и потому автор настоящих воспоминаний облегченно вздохнул, когда убедился, что в своем положении он не оказался совершенно одиноким. Взяв с собою по маленькой котомке с бельем, полотенцем и мылом, двинулись две печальные фигуры на восток, прижимаясь ближе к вагонам, чтобы не привлечь на себя внимание со стороны проезжающих мимо красноармейских кавалеристов. Погоны, конечно, были сняты, внешний вид изменен.

От вагона к вагону, от эшелона к эшелону пробирались они, пока не достигли самого дальнего из шедших впереди эшелонов, после чего открывалось довольно большое безлесое пространство, вдали которого виднелась памятная теперь этим безумным пешеходам на всю жизнь станция Балай. Вечерело. Оглядываясь по сторонам и совершенно не зная, что их ждет в ближайшей к станции Балай деревушке, они решили продираться к ней и оттуда дальше на восток, придерживаясь линии железной дороги. Так как военную карту брать было опасно, ибо наличие ее могло привлечь внимание любого красноармейца, а тем более комиссара, решено было пользоваться только схематической картой, приложенной к обыкновенному железнодорожному путеводителю, на которой ничего, кроме тоненькой линии дороги и отмеченных на ней станций, почти не было. С такой картой уходить далеко в сторону от железной дороги было рискованно, и потому волей-неволей пришлось, уходя на восток, придерживаться полотна железнодорожной линии. Итак, в Балай так в Балай. А там увидим, что дальше делать.

И увидели! По пути подвернулся мужичонка на розвальнях, возвращавшийся со стороны в деревню при станции Балай. Переговорили с ним. Он охотно согласился взять двоих «заблудившихся в пути путешественников» для того, чтобы показать хату, где можно переночевать в безопасности от большевиков. Смекалистый мужичонка, по мере того как вез и подгонял почему-то все время «упрямившуюся» свою лошаденку, расспрашивал своих ездоков о том да о сем и чему-то загадочно ухмылялся. Хотя такое поведение мужичка не совсем обоим спутникам понравилось, тем не менее, никто из них не хотел в эту минуту даже и думать, что, может быть, за этой загадочной улыбкой простодушного русского мужичка кроется жестокое коварство и предательство.

Потом-то горе-путешественники научились «уму-разуму», а пока что, на первый же раз, влипли в грязную историю с полного маху. «Смекалистый русский мужичонка», сразу догадавшись, что имеет дело с офицерами Белой Русской армии, решил их доставить «живьем» прямо в лапы большевиков. И доставил.

– Пожалуйте, господа хорошие, здесь вам лучше всего будет отдохнуть, – ехидно ухмыляясь, сказал он, остановившись около дверей небольшой деревенской хаты.

Пока оба путешественника вылезали из саней и собирали свой «дорожный пешеходный багаж», в это время мужичонка проворно скрылся за дверями избы и оттуда вышел в сопровождении нескольких вооруженных винтовками и ручными гранатами красноармейцев.

– Вот господ ахвицерей привез я к вам в гости, – залепетал, подленько хихикая, случайный возница.