Великий Сибирский Ледяной поход

Красноармейцы обступили и начали немедленно шарить по карманам, отыскивая оружие, а потом повели «колчаковских шпионов» в хату, из которой они все вышли. Мужичонка же быстро смотался, подобострастно откланиваясь перед красноармейцем, который в этот момент играл роль самого «высшего местного начальства».

Началась вакханалия обыска, в котором принимали участие все находившиеся в хате красноармейцы, а их было не меньше десяти – двенадцати человек. Все рвали, тащили, снимали, тут же примеряли на себя, передавали друг другу то, что им не нравилось, и снова начинали шарить по карманам, ища денег и золотых вещей. Пришедший комиссар поселка несколько приостановил грабеж, пригрозив красноармейцам расстрелом за мародерство, указав на то, что на площади поселка уже валяется труп одного из расстрелянных только что им мародеров. Это отрезвило «доблестных» красноармейцев, которые состояли все из таких же «простодушнейших русских мужичков», каким был только что «доставивший» пленников в хату случайный возница.

Ночь была кошмарная. Ночью допрашивали и угрожали, а когда комиссар выходил из избы, то красноармейцы снова шарили по карманам пленных. По настроению окружающих можно было думать, что не дальше как на рассвете «колчаковские шпионы» будут расстреляны.

Оставаясь в ночной темноте со своими, может быть, последними в жизни мыслями, автор настоящих воспоминаний передумал все, что только знал и помнил из своей жизни более или менее примечательного. Воспаленное воображение рисовало мрачную, но вполне натуральную картину расстрела на окраине деревни в предутренней полумгле. Временами начинались галлюцинации, доходившие до того, что на груди чудились кровоточащие огнестрельные раны и «ощущался» терпкий, сладковатый запах собственной теплой крови.

На следующее утро состоялся первый допрос. В течение первой половины ночи, перед допросом, арестованных «колчаковских шпионов» продержали в том же помещении, куда они были доставлены мужичком-провокатором, но на вторую половину ночи почему-то перевели в помещение железнодорожной станции Балай. Под конвоем двух полусонных красноармейцев автора настоящих воспоминаний и полковника Л.Н. Канабеева, наполовину ограбленных, отправили по пустынным и вымершим улицам маленького поселка. В самом глухом из переулков шедший впереди конвоир-красноармеец по фамилии Карманов выхватил из-за борта шинели небольшой, блестящий смитовский револьвер и, направив его в голову автора настоящих воспоминаний, стал требовать, чтобы тот отдал ему надетое на пальце золотое обручальное кольцо. Как ни была глуха и жутка обстановка, требование Карманова не было сразу исполнено. На повторные требования он также получил решительный отказ. Обозленный Карманов взвел курок и намеревался было выстрелить. Второй конвоир вмешался тоже в эту своеобразную борьбу из-за обручального кольца и, придерживая одной рукой Карманова, стал «убеждать» автора настоящих воспоминаний прекратить дальнейшее сопротивление и отдать Карманову кольцо, так как в противном случае «товарищ Карманов беспременно убьет»…

– Он у нас известный сумасшедший из всех красноармейцев, – наставительно заверял второй конвоир.

После этих слов Карманов еще более рассвирепел и с налитыми кровью глазами и с хрипящим криком снова набросился и стал тащить с пальца кольцо сам. Дальнейшее сопротивление было бесполезно. Кольцо перешло в руки «защитника Октябрьской революции». Во время обыска в караульном помещении этот самый Карманов, имя которого всеми остальными красноармейцами часто повторялось, отличался наибольшей озлобленностью и грубостью. Его побаивались, когда он на кого-нибудь из других окрысивался. Возможно, что в послужном списке этого «героя Октября» числилось уже к тому времени немалое количество невинно загубленных им душ из числа тех, которые причислены к «врагам русского народа».

Потеряв самую дорогую память, автор настоящих воспоминаний пришел в крайне возбужденное состояние. Кипевшая в душе злоба требовала выхода. Отняв кольцо и спрятав его в карман, товарищ Карманов снова зашагал впереди арестованных, идущих сзади него гуськом, по узенькой, протоптанной в снегу тропинке. Карманов отделился на несколько шагов вперед, а задний конвоир тоже приотстал. Пользуясь тем, что в это время проходили около станционных путей, сплошь заставленных порожними и гружеными вагонами, пишущий эти строки, наполовину обернувшись к Канабееву, предложил ему напасть на сзади идущего красноармейца, оглушить его ударом кулака по голове, вырвать винтовку и броситься под вагоны на ту сторону заставленных в несколько рядов путей. То же самое должен был проделать с идущим впереди Кармановым и автор настоящих воспоминаний.