Великий Сибирский Ледяной поход

Словом, худо или плохо, но без шубы, в драном грязненьком, засаленном пальтишке, без всяких вещей, с маленькой котомкой белья отпущен был на свободу, но без права двигаться на восток автор настоящих воспоминаний и «случайный его спутник» по злосчастному пассажирскому владивостокскому поезду, Николай Кондратьев. Итак, после Балая Каернея и Кондратьев вышли «обновленными» и очень сильно «облегченными». Никакого «лишнего багажа». «Товарищи» над этим потрудились весьма добросовестно.

Когда немного опомнились после минувшей ночи «горе-путешественники» да осмотрелись, то обнаружили, что черные «галифе», которые Каернея надел для теплоты в зимнюю стужу поверх основного костюма, оказались на ногах Кондратьева, а шапка Кондратьева на голове Каернея. Это второпях и в споре караульные красноармейцы «перепутали», когда снимали с арестованных «колчаковских шпионов» их одежду, примеряя на себя, передавали друг другу не нравившиеся им вещи и путали таковые со своими. Очевидно, красноармейцу, которому достались черные «галифе» Каернея, понравились больше брюки Кондратьева и он, сняв с него эти брюки, всучил ему то, что только что было стащено с ног Каернея. Вот они – гримасы «великой и бескровной революции» и не менее «великого пролетарского Октября». Стоит ли после этого упоминать о золотых часах и прочих личных ценных предметах памяти, которых Каернея лишился в эту примечательную балайскую ночь.

С котомкой по шпалам

Канабеев-Кондратьев был прав. Гасить лампу и бежать от таких «добрых» и «облегчающих карманы Кармановых» едва ли было бы благоразумным. Получив свободу, Каернея и Кондратьев стали перед вопросом – куда идти? На запад или на восток? В руках имелось маленькое письменное удостоверение, выданное Чрезвычайной комиссией 263-го пехотного советского полка (один из трех полков 30-й советской дивизии, которая во главе Красной армии преследовала отступающую армию Верховного Правителя адмирала А.В. Колчака), по которому разрешалось из Балая выехать на запад в город Красноярск, то есть в обратную от Владивостока сторону. Естественно, что такое удостоверение бывших осведверховцев не удовлетворяло.

Надо было двигаться на восток, чтобы так или иначе нагнать свою армию. Большевистское удостоверение было немедленно порвано и выброшено. Озираясь по сторонам и заметая следы своего последующего маршрута, окольными путями двинулись, придерживаясь линии дороги, а временами и прямо по полотну дороги, мерно шагая по шпалам, Каернея и Кондратьев, ежеминутно обдумывая каждое слово и объяснение, которое придется давать по поводу цели и намерения своего «путешествия» в таком виде. Гнетущие мучительные мысли все время преследовали путешественников, которых смертельная опасность сторожила на каждом шагу, при каждом неосторожном слове. Случай с балайским «смекалистым» возницей показал, что и населению верить совершенно нельзя. На каждом шагу измена и предательство. На каждом шагу подозрительные взгляды и расспросы. Обязанность придумывать всевозможные «версии» была возложена на Каернея, который только что в Балае выдержал, можно сказать, блестящий в этом духе «экзамен». Но эта обязанность была мучительно тяжела. Выдержать эту танталову пытку в течение двух последующих месяцев, во время которых пришлось мытарить между передовых наступающих советских воинских частей, мог только тот организм, который жадно требовал достижения намеченной цели.

Белая армия уходила довольно быстро, советские части старались не отставать, и посему, чтобы не запутаться среди глубокого расположения тыловых советских штабов и учреждений, где легко могли встретиться лица, которые распознали бы разницу между «Каернея» и настоящим носителем этого грузинского псевдонима, приходилось форсировать свои переходы. В этих трудных и опасных условиях приходилось продвигаться среди частей 30-й советской дивизии, на плечах которой и лежала задача неусыпно преследовать отступающие части армии Верховного Правителя. Бредя большею частью пешком по шпалам, а иногда умудряясь подсаживаться на паровозы случайных поездов, идущих на восток, продвигались со скоростью 25–30 верст в сутки два замаскированных белых офицера.

Нагнать Белую армию в этих условиях было невозможно. Приходилось думать только о том, чтобы не отстать, и самое большее, о чем можно было мечтать в то время, это вырваться как-нибудь вперед перед расположением передовых советских частей.

– Вот если бы да у нас было в руках удостоверение какого-нибудь советского комиссара, явились бы мы в деревню да потребовали бы по наряду лошадей и сани и махнули бы на них прямо в Иркутск. Живо бы обогнали все красные части, – размечтался в своих разговорах Кондратьев-Канабеев.

– Да, да, – отвечает ему Каернея…