– Товарищам Песоцкому[177]
и Колегову[178]выдать усиленный продовольственный паек, как чинам штаба дивизии, – громогласно приказал наштадив одному из пишущих чиновников, после того как выслушал обращение к нему этих двух лиц.На лицах Каернея и Кондратьева изобразился сплошной ужас. Песоцкий и Колегов только три месяца тому назад занимали довольно видные должности офицеров Генерального штаба в Ставке адмирала А.В. Колчака. Они уже изменили, служили у большевиков и получали «усиленный советский паек»! Забыв в один момент, зачем пришли в штаб, оба «пролетария», не дождавшись очереди разговора с наштадивом, мгновенно выскочили из помещения на улицу.
На вокзале стоял и дразнил своей полной готовностью к отправлению в Иркутск советский эшелон начальника 30-й дивизии. До смерти хотелось попасть в него, чтобы проскочить полторы сотни верст, отделявших станцию Зима от столицы Центральной Сибири. Все вагоны сплошь набиты были красноармейцами. В конце состава прицеплена была теплушка, оборудованная под походную кухню. В ней около большого бака со щами и кашей возились два кашевара. Блеснул еще маленький луч надежды. Авось кашевары согласятся нелегально впустить в вагон своего «брата-пролетария». Началось уговаривание. Долго отказывались кашевары, не уступая никаким доводам и причинам.
Раздались отправные свистки, и поезд начал медленно двигаться…
– Товарищи, мы будем чистить вам картошку и рубить дрова, только пустите к себе в теплушку! – в отчаянии взмолился Кондратьев.
Кашевары сдались, и в один миг шпальные путешественники очутились в спасительной теплушке. От радости «в зобу дыханье сперло». В течение нескольких часов, не останавливаясь ни на одной из промежуточных станций, специальный советский «экспресс» мчал на всех парах. Торжествующе въезжал в покинутую белыми войсками предбайкальскую столицу советский военачальник. Не менее «торжествующе» чистили картошку, рубили дрова и подкреплялись жирными советскими щами и кашей два «загримированных белобандита». Каждый радовался по-своему…
Счастье, случай, изворотливость и упорство сделали то, что, оторвавшись от Белой армии в полупути, испытав все способы передвижения и преодолев все препятствия, добрался, наконец, снова до хвоста чешских эшелонов в Иркутске автор настоящих воспоминаний, в сопровождении разделившего с ним тяжкий беспримерный «ледяной поход» полковника Генерального штаба Л.Н. Канабеева. Радостно обнялись горемычные путешественники, когда почувствовали под ногами почву территории, на которой еще не иссякла власть «чехокомандования». В Иркутске проживали родители Л.Н. Канабеева. Благодаря их теплой заботливости и участию автор настоящих грустных воспоминаний принял некоторый образ подобия человеческого. Помылись, постриглись, побрились и надели чистое теплое фланелевое белье. Душа и тело ликовали. Хотелось забыть все невзгоды, лечь в чистую постель и беззаботно долго, долго спать.
Не тут-то было! К родителям Канабеева пришел один из знакомых, который служил на телеграфе, и сообщил им, что по линии дана депеша о «задержании начальника Осведверха полковника Клерже, который исчез из польского эшелона в районе Красноярска». Сообщивший эту новость предупредил, что слухи о появлении Клерже уже достигли иркутских тайных агентов большевиков и что розыски его начались.
Куда девались мечты о сладком отдыхе. Скорее в вагоны ближайшего чешского эшелона! Забившись в наиболее укромное место, пришлось сидеть в вагоне, не показываясь на линии путей и на вокзале, в течение нескольких часов. Тут же рядом, во всю длину пути, стоял поезд с русским золотым запасом, который охранялся чехами и большевиками. Об участи, постигшей бедного Верховного Правителя адмирала Александра Васильевича Колчака, расстрелянного в том же Иркутске тремя неделями раньше, автор настоящих воспоминаний в точности узнал только в этом чешском эшелоне. Поезд тронулся и пошел в загадочное Забайкалье. Занавес над закончившейся омской драмой опустился.
С. Витольдова-Лютык[179]
На восток…[180]