Где вы теперь? Живы ли? Неужели Господь не отплатит вам добром за ваше доброе слово для бедных, чужих для вас, путников, случайно занесенных судьбой под ваш уютный кров? Сведет ли нас когда-нибудь судьба, чтобы пожать ваши честные руки и поблагодарить вас за вашу ласку, горячее участие и привет?
18 декабря. Нас окутала морозная пелена. Светает. Встает лениво зимний день. Въезжаем в лес. Узкая дорожка вьется и исчезает в чаще леса. Белокорые березки стоят, как невесты, одетые в белые подснежные платья. Кажется, что они спят. Снится им теплая весна и знойное лето.
Уже видны дома, постройки. Слышны свистки паровозов, подъезжаем к станции. Дым из домовых труб поднимается в белую мглу неба и исчезает, разлетается.
«На станции белые или красные?» – спрашиваем какого-то мужика, встретившегося нам при выезде из леса. Молчание служит ответом. «Так все запуганы, что боятся отвечать», – говорит муж.
Обоз наш остановился. «Была не была», – крикнули мы и двинулись на станцию. Виден поезд – красные теплушки и черный шипящий паровоз. Видим какой-то флаг на последнем вагоне, кажется красный. Наверное, большевики, белые не сидели бы так спокойно. Поезд все ближе и ближе. Около вагонов солдаты с винтовками. Флаг не красный, а белый с малиновым, на вагоне надпись большими буквами «Штурмовой батальон».
«Поляки!» – в один голос крикнули мы, и наши бедные лошадки почувствовали на своих боках удары кнута. Хотелось ближе подъехать к вагонам, еще раз, еще десять раз прочитать надпись по-польски «Szturmowy bataljon» и удостовериться, что мы не спим, что нам не снится.
Въезжаем прямо на путь. Поляки выскакивают, с любопытством разглядывая нас, говорят, что все уже эшелоны ушли со станции и только оставлено несколько боевых, чтобы принять бой, так как большевиков ждут тут с минуты на минуту. Вступая в бой с большевиками, эти последние эшелоны давали возможность продвинуться дальше на восток всем эвакуировавшимся.
Мы уже ничего не слышим. Летим, а не едем. Радость, что Бог не оставляет нас в тяжелые минуты, добавила нам энергии. Поляки с ужасом смотрели, как мы едем между рельсами, кричат, показывают на дорогу, а потом, махнув безнадежно рукой, говорят: «Отчаянный народ».
Пишу правдиво свои переживания, не скрывая того страха, который преследовал меня всю дорогу. Вся тогдашняя обстановка давала повод к этому, так как в действительности никакой армии тогда не существовало и мы, беженцы, должны были или оставаться и ждать «гуманных» поступков со стороны большевиков, или ехать все время, находясь под страхом попасть в руки большевистских банд, оперировавших за полосой железной дороги.
А вдоль великого Сибирского пути беженцев и отступающие войска преследовала регулярная большевистская армия, шедшая с юга от Семипалатинска и с запада, она шла, занимая без препятствий села и деревни, население которых встречало ее дружелюбно. Дружелюбие проявлялось не потому, что сибирские крестьяне были большевиками. Нет! Они почти не знали, что такое большевизм, так как царствование этих друзей народа длилось в Сибири не долго. А правление Колчака они уже почувствовали на своих боках, так как белые мечом и огнем хотели искоренить зародки большевизма.
Сам Колчак – это благородный светлый ум. Все его несчастье заключалось в неумении подобрать подходящих людей, которые помогли бы ему выполнить его задачу: спасти Сибирь от большевистской заразы.
Но эти люди не оправдали его надежд. Солдаты, слушая большевистские бредни о равенстве и братстве, недружелюбно относились к своим офицерам, которые, в свою очередь, стояли далеко от солдата и не всегда понимали его запросы. Колчак чересчур верил в молодые силы России, и офицерство его складывалось главным образом из молодежи, молодежи, способной на подвиги, горячей и преданной, но легкомысленной и непрактичной.
Большую роль играли в Сибири союзные войска, они состояли из чехов, освободивших от большевиков в 1918 году Сибирь, поляков и очень незначительно части латышей. Начальником Чешской дивизии был генерал Гайда, имя тогда магическое для чешского солдата. А теперь, кажется, «развенчанный герой».
Польская дивизия начала формироваться сейчас же после перехода власти в руки Временного Сибирского правительства, состояла она из добровольцев, главным образом из бывших австрийских военнопленных, которых больше привлекала военная служба, чем сидение в концентрационных лагерях.
Во время формирования Польской дивизии произошел раскол среди офицеров. Часть очень небольшая, во главе с бывшим представителем начального Польского военного комитета поручиком Л. и его заместителем поручиком Б., была против формирования польской дивизии в Сибири, желая строго придерживаться постановления съезда военных поляков – не вмешиваться во внутренние междоусобицы России. Будучи далеко от своей отчизны, Польская дивизия всецело бы зависела от русских военных властей и в силу необходимости должна была бы подчиняться правящей партии. В случае же неподчинения ее ждала печальная судьба, так как на помощь рассчитывать было неоткуда.