Мы встретили в кафе много знакомых. Все наперерыв расспрашивали друг друга. Если бы в Красноярске был не отряд Щетинкина, а регулярная армия, то всех бы нас голубчиков отправили в Чека. Наше собрание «буржуев» было бы недопустимо, как «ярых контрреволюционеров».
Приехали мы домой в эшелоны, когда смеркалось. Все нашли по-старому, только настроение было повышенное. Каждый рассказывал, что видел в городе, какое впечатление произвели большевики. Оказалось, что на станции еще дежурный за начальника станции польский офицер. Станция в руках поляков, а город в руках большевиков. Большевики прислали делегатов в польский штаб, прося поляков соблюдать нейтралитет и выдать всех русских офицеров, ехавших в польских поездах. Полковник Р. ответил, что если хоть один волос спадет с головы польского солдата, то нейтралитет будет нарушен. Русские же офицеры выданы не были и ехали дальше в польских эшелонах. Позднее мы узнали, почему большевики требовали от поляков нейтралитета. Это требование было вызвано наступлением на Красноярск «каппелевцев» (Колчаковская армия под предводительством генерала Каппеля). Стрельба, начавшаяся на западе от города, подтвердила наше предположение.
Поезд наш стоял на горке, а под горой далеко происходил бой. Видны были (в бинокль) наступающие редкие цепи каппелевцев. Их было немного, вероятно, это было только прикрытие, а большая часть войска подходила с другой стороны, делая обход, продвинулась на желанный восток. Удивительно как-то сложилось. На одной станции бой большевиков с поляками, а тут один другого не трогает. «Но не надо доверять большевикам, они коварны. Они преследуют свои цели!» – говорил Малиневский.
«Надо быть как можно дальше от них!» И действительно, семья Малиневских попрощалась с нами, они пересели в поезд, в котором ехала артиллерия. Там устроил их один знакомый офицер-артиллерист. И на другой день Малиневских уже не было в Красноярске. Паровозы починялись, отправлялись эшелоны, пришла и наша очередь двинуться в путь. Русские эшелоны, стоявшие в Красноярске, дальше не шли, были задержаны большевиками, да и пути все равно были заняты.
Остался за нами Красноярск. Проезжая мост, через красивый широкий Енисей я смотрела на мигающие огоньки города, от которого нас отделяло все большее и большее расстояние. «Затишье перед грозой». Теперь еще тихо, спокойно, а что будет, как придет регулярная армия. Опять кровь и кровь.
По старому стилю 6/I – 25/XII. Уже Рождество (по старому стилю). Думали ли мы встретить этот праздник в вагоне и вдобавок где? За Красноярском, не где-нибудь во Владивостоке а здесь, но грех нарекать на свою судьбу. Тысячи людей несчастнее нас, а мы как буржуи едем. В сочельник я с Муркой ходила к железнодорожникам; испекли там булки, маленьких пирожных, баранью ногу, о которой полмесяца мечтали, и вернулись вечером в вагон. Там было темно. Муж с князем сидели в углу на нашей скамейке. Фроська с матерью спали. Поезд тронулся. В вагоне было тихо, какое-то спокойное молитвенное настроение царило, хотелось как можно тише говорить. Эта тишина и тихие рассказы полушепотом, равномерный стук колес убаюкивали, навевая далекие воспоминания и тихую грусть.
Вспомнился родной дом… Далекое детство… братья, один голодный и, может быть, больной, а другой где-то на востоке, еще ребенок. Эта ужасная война, вырвавшая из нашей среды столько близких и дорогих нашему сердцу, разбросала всех в разные стороны по великой широко-безбрежной России, даря нам жизнь, полную неожиданностей, сильных переживаний, оставляющих навсегда в нашей памяти неизгладимый след и уничтожающих иные давно прошедшие, полузабытые воспоминания. А где Россия могучая, цветущая, видавшая дни величия, славы?..
Неужели из-за кровавых туч не проглянет солнышко и не подарит измученному народу светлых, ясных дней? Рождество и Новый год пролетели, ничего нового не принеся с собой. Дни шли за днями. Ехали очень медленно, так как на ст. Клюквенная (120 верст от Красноярска) находились чешские эшелоны, мешавшие нашему продвижению.