Великий Сибирский Ледяной поход

За Коммерческим училищем возвышалась горка с пожарной каланчой. Мне было хорошо видно, как небольшая группа людей, одетых в солдатские шинели, быстро взбиралась по склону этой горки. Только подумал я: «А ведь это революционный комитет утекает из Коммерческого училища, хорошо бы по нему дать несколько залпов», как моя мысль уже проводилась в жизнь капитаном Волковичем. Наша 2-я рота начала залпами стрелять по вышеозначенной группе. Расстояние было слишком велико, и, по-видимому, революционерам удалось утекнуть без потерь.

Прервав здесь повествование о боевых действиях, я хочу привести несколько бытовых картинок пережитого тогда нами времени.

Шла кровавая борьба между белыми и красными. Но большая часть населения не понимала сущности этой борьбы, так как не уяснила, чего же окончательно добивается каждая из враждующих сторон. Большевики обещали неимущим и сельскому населению положительно «все», но на дороге этой стояли здравомыслящие и благородные элементы, к которым примазалось, конечно, немало вредных субъектов, прикрывающихся для вида своею преданностью законности. Все эти элементы по терминологии большевиков именовались «белыми офицерами» – сторонниками павшего режима. Малоимущие и полутемные массы легко шли на удочку большевиков, отдавая свои симпатии красным. Имущие же знали, что большевики национализируют имущество, а потому скорее симпатизировали «колчаковцам». К сожалению, правительственные служащие Владивостока получали свое жалованье сибирскими деньгами, ценность последних, ввиду неудач на фронте, катастрофически падала. Поэтому положение всех служащих с каждым днем становилось все более и более тяжелым. Часто со стороны этих служащих можно было услышать фразы, подобные такой: «А, чтобы сдох ваш Колчак!» В общем, обыватель не присоединялся ни к красным, ни к белым, а выжидал «сем-то все это кончится!».

Как только орудие было втянуто на Комаровскую улицу, я приказал портупей-юнкеру Михаилу Балышеву встать на перекрестке Суйфунской и Комаровской улиц и никого из прохожих не пропускать вниз по Суйфунской, так как через несколько минут над этой улицей должны были пролетать снаряды и она могла оказаться под пулеметным огнем со стороны розановских егерей.

Балышев остановил двух старушек, заявив, что сейчас начнется стрельба. Старушек это как-то совсем не удивило, и только одна спросила: «Как, опять «переворачиваетесь»?» А другая добавила: «Ну-ну, переворачивайтесь!» – и обе своротили на Комаровскую улицу. Подобное безразлично-беспечное отношение к переворотам жителей Владивостока объяснялось тем, что из-за присутствия интервентов Владивосток не знал особенно кровавых переворотов, а обыватель привык к тому, что время от времени нужно было «переворачиваться».

Грянул первый орудийный выстрел. Ко мне подошел какой-то американец, одетый в шубу. Из-под нее торчали пижамные штаны. Видно было, что он только что соскочил с постели. На скверном русском языке он заявил мне, что он американский гражданин, живет в ближайшем от орудия доме и желает знать, не угрожает ли ему и его семье опасность, если они будут находиться в этом доме? Мой ответ, что я не могу ручаться за безопасность его жизни в дни боевых действий в самом городе, американца как будто бы удивил, и он еще раз подтвердил, что он американский гражданин и хотел бы знать, к кому он должен обратиться, чтобы дом, им занятый, не подвергался обстрелу.

На Суйфунской улице стоял дом моего тестя. Его семья и мои дети были в это время в загородном доме. Я был знаком почти со всеми жильцами дома. Все они после первых же выстрелов орудия выбежали на улицу. Среди них был банковский служащий господин Королев, который обратился ко мне с вопросом: «А где же мой сын?» Его сын был юнкером 4-й роты. Я указал господину Королеву на наступавшую по Суйфунской площади 4-ю роту и сказал, что его сын находится в рядах этой роты. Бедный старик стал креститься и молиться о сохранении жизни своего сына, идущего в бой на глазах отца. «А Вася Меркулов тоже там?» – спросил меня снова Королев. «Оба они, и Вася и Ваш сын, там. Бог даст, вернутся невредимыми».

Между тем 4-я рота школы, наступая на Коммерческое училище, скрылась за складкой местности, и с горы, где я находился, не было видно, как она добралась до подъезда училища. Слышно было лишь «Ура!», когда наши бойцы бросились в атаку.

Мне рассказывали потом, что первыми в подъезд вскочили полковник Рубец и капитан Питалев. По другой версии картина получалась иная. В то время, когда 4-я рота закричала «Ура!», к подъезду училища подкатил автомобиль, из него выскочил с бомбой в руках полковник Патейшвилли, и он первым ворвался в подъезд. В подъезде училища стояли два пулемета и при них несколько егерей. Все егеря, без единого выстрела, поднимая руки кверху, стали сдаваться 4-й роте. Туда же, к подъезду, подоспела наша 2-я рота.