Полковник Рубец опять обратился к своему начальнику с просьбой съездить в штаб и повидать генерала Розанова, дабы выяснить обстановку, так как школа да и другие части никаких ориентиров из штаба давным-давно не получали. Полковник Рубец говорил: «Если Розанов хочет бежать, то Вас, г-н полковник, можно считать за единственную власть. Соединившись с гардемаринами Китицына, с 1-м Артиллерийским училищем Герцо-Виноградского, Драгунским полком, отрядом Враштеля и небольшим численно отрядом Патейшвилли, можно будет все же постепенно выкурить большевистский угар по крайней мере из Владивостока и его окрестностей. Были бы лишь единая власть и решительные меры».
На это, после долгого раздумья, полковник Плешков ответил, что слухи все преувеличены и ничего особенно тревожного нет: атаман Семенов присылает сюда два полка. Как бы то ни было, полковник Плешков обещал полковнику Рубцу сегодня же проехать к генералу Розанову и с ним выяснить обстановку. С этим оба офицера и удалились от начальника школы. Полковник Рубец ушел от начальника школы на сей раз со спокойным чувством, а между тем в эти дни все более и более нарастало чувство беспокойства во всех трех батальонах школы. И это было не только беспокойство, тут были и тревога, и недоверие к своим начальникам… Полковник Плешков тогда, после разговора с Рубцом и Кузнецовым, в штаб не поехал…
В воскресенье, 25 января 1920 года, начальник штаба округа, подполковник Смирнов, передал по телефону нам, что в городе настроение тревожное и генерал Розанов приказывает 1-й батальон школы выслать в город.
За последнее время полковник Рубец часто прихварывал и я за него командовал 1-м батальоном. Так было и теперь. Я уже отдал кое-какие распоряжения в связи с предстоящим походом в город, жалея в душе, что во главе батальона не пойдет наш любимый и уважаемый полковник, как вдруг увидел его перед собою. Старый «царский» полковник, узнав, что его батальон вызывается в город, забыл о своей болезни, явился в свою часть и стал отдавать распоряжения к предстоящему передвижению батальона.
Здесь нелишне указать, что Борис Иванович Рубец настолько ушел в дело организации борьбы с красными, что для личной жизни у него совершенно не оставалось времени, последствием чего явилось то, что его жена – верная подруга жизни в течение десятка лет – ушла от него. Борис Иванович эту драму переживал очень тяжело, но и это не ослабило его энергии по поддержанию порядка в вверенной ему части и по ведению борьбы с красными, а наоборот, усилило. Сам по себе храбрый, он после этой драмы совершенно не боялся смерти – искал ее и потому появлялся перед противником даже и там, где это, собственно, и не нужно было.
Полковник Рубец решил, что к городу мы должны подойти незаметно – с наступлением темноты. Вот мы спустились на лед бухты Новик и по ней, имея впереди походную заставу с поручиком Масленниковым во главе, направились к городу. Невольно вспоминался наш осенний поход на усмирение Гайды, только тогда поручик Масленников шел со своим взводом впереди на моторном катере «Русский Остров».
Было уже темно, когда мы проходили по каналу мимо радиостанции. Здесь недавно прошедший ледокол нагромоздил льдины одна на другую, но крепкий мороз уже успел покрыть льдом все полыньи, и мы благополучно вышли в Босфор Восточный. Сведения о том, что делается в городе, мы получали от юнкеров, возвращающихся из городского отпуска. Сведения эти были разноречивы, но в общем составлялась такая картина.
Личный конвой генерала Розанова, так называемый Егерский батальон, отказался повиноваться властям, выбрал комитет, во главе которого стал прапорщик Пономарев (родной брат командира батальона – капитана Пономарева, игравшего в дни Гайдовского восстания какую-то странную роль). Восставший батальон занял Коммерческое училище и не проявляет каких-либо действий, видимо выжидая, когда к нему присоединятся другие воинские части. Что делалось в это время в рабочих кварталах, двигающемуся в город 1-му батальону школы совершенно не было известно. Все же, по-видимому, там было спокойно, так как отпускные юнкера проходили как раз мимо Эгершельда – местожительства владивостокских грузчиков, не замечая там ничего подозрительного.
В город 1-й батальон проник через Эгершельд. Там все было спокойно. К 8 часам вечера батальон выстроился на так памятной всем нам вокзальной площади и, в ожидании получения распоряжений из штаба, составил винтовки. Ночь была звездная, морозная. Изредка со стороны Гнилого угла доносились одиночные ружейные выстрелы. Наконец, пришло распоряжение из штаба о проходе батальона в здание окружного суда, где люди должны были отдохнуть, проведя там часть ночи.