Великий Сибирский Ледяной поход

В вечер ареста каждый из арестованных офицеров получил по тоненькому японскому тюфяку, подушку и одеяло. Ложиться же спать предстояло прямо на полу, вповалку. После 12 часов, когда многие офицеры уже улеглись вповалку на полу, а кухонная дверь по-прежнему охранялась портупей-юнкерами моей роты, я решил побеседовать с часовым, который так же, как и прежний часовой, был далеко не левых убеждений. Из беседы с ним я узнал, что всей школой заправляет небольшая, но сплоченная компания, остальным же юнкерам и портупей-юнкерам, захваченным врасплох событиями, ничего не оставалось делать, как беспрекословно подчиниться этой небольшой группе. Я узнал также, что в настоящее время в помещении 1-й роты происходит общее собрание: выбирают начальствующих лиц. Штабс-капитан Нельсон-Гирст уже выбран на должность начальника школы. Портупей-юнкер Михаил Балышев выбран на должность командира 1-го батальона. Фельдфебель моей роты, портупей-юнкер Андрей Слепухин, за строгость не пользовался любовью юнкеров, и он оказался арестованным вместе с нами. Это был единственный из портупей-юнкеров, не оставшийся на свободе.

Так закончился последний день существования Учебной инструкторской школы на Русском острове, ибо под командой Нельсон-Гирста была уже не школа, а вооруженная революционная толпа.

Под красным флагом Областной Земской Управы

31 января все было уже кончено. Переворот совершен бескровно; об этом позаботились интервенты – международная полиция. Отряды ее сопровождали вступавшие в город отряды войск и партизан и все время поддерживали порядок. Заметно, что всем дирижируют американцы, а японцы как-то тушуются.

Новая власть – «демократическое правительство» – официально именуется «Временное правительство – Приморская Областная Земская Управа». Новая власть определенно пользуется симпатиями американцев и чехов и установила дружеские сношения с дипломатическими представителями Японии. Японское же военное командование относится заметно сдержаннее. Многие же японские офицеры искренне негодуют по поводу установления власти красных.

На следующий день, то есть 1 февраля, город был полон красных флагов, повсюду видны красные банты. Председатель правительства, между прочим, заявил, что «когда одна власть сменяет другую революционным порядком, то красного флага бояться нечего». Но тем не менее в среде эсеров и более правых элементов уже чувствуется смутная тревога, ибо скрывавшийся до сего времени большевизм теперь открыто вышел на улицу.

Прошло несколько дней. Влияние коммунистов на молодое эсеровское правительство росло с каждым часом. И хотя председателем правительства состоял эсер Медведев, и хотя эсер Краковецкий и был назначен Главнокомандующим, и хотя начальником штаба у него и оказался старый опытный офицер Генерального штаба генерал Доманевский[245], но… главные нити управления всем «движимым и недвижимым» крепко держались товарищами из коммунистов.

Митинги, выборное начало, коммунистические газеты – все это ступени одной и той же лестницы, ведущей к торжеству «диктатуры пролетариата». И в этой обстановке, конечно, были недопустимы чины и погоны. Сначала, без официального приказа, один за другим, в угоду «товарищам из сопок», стали снимать погоны, а затем через несколько дней последовал приказ и об уничтожении чинов. На нас, арестованных и находящихся в помещении офицерского собрания инструкторской школы, эта весть произвела угнетающее впечатление. Капитан Зайченко предложил всем арестованным спороть погоны и сжечь их, дабы не допустить снятие погон «товарищами». С его предложением все согласились. Капитан Зайченко собрал все срезанные погоны в корзину, растопил печь и постепенно стал бросать погоны в огонь. Мы все толпились тут же, смотря, как огонь пожирает наши погоны. Полковник Плешков, чтобы не появляться в беспогонном мундире перед нами, с этого дня стал ходить в толстой канадской фуфайке без кителя.

10 февраля ко мне явился портупей-юнкер Кортаков. Думая обрадовать меня, он передал копию «Доклада», такого одержания:

«ДОКЛАД

Общее собрание портупей-юнкеров и егерей 3-й роты УИШк, обсудив вопросы, касающиеся личностей нижепоименованных офицеров, делает следующую о них характеристику:

Подполковник К.Н. Хартлинг, как человек в высшей степени гуманный и заслуживший любовь всех своих подчиненных. Во время гражданского столкновения 18 ноября 1919 года был только исполнителем долга офицера. Личной инициативы, которую проявляли многие офицеры, как ярые противники широких слоев общества и как мстители за старое прошлое, подполковник Хартлинг не проявлял. Находясь на должности ротного командира, к своим подчиненным был справедлив. В беседах с ротой подп. Хартлинг говорил, что долгое время служил офицером в Инженерной части (минерная рота). На основании вышеизложенного 3-я рота просит подп. Хартлина из-под ареста освободить и предоставить ему, как специалисту, поступить в какую-либо из воинских частей Инженерного Ведомства. В случае же его отказа предложить выехать из пределов Российской республики.