Великий Сибирский Ледяной поход

После моего тоста поднялся такой шум, что трудно было понять, кто что кричит. Одно я понял: качать полковника! Качать полковника! Качать волжанина! И я летел в воздух, падал, опять взлетал и т. д. Я чувствовал, что я должен выбраться из этой компании. Под видом того, что мне нужно пройти в уборную, я выбрался на свежий воздух и только тут почувствовал, что «офицер очень устал», иначе говоря, был пьян. Подозвав извозчика, отправился домой. Приехав, еле поднялся на второй этаж, где меня встретил полковник Житня и препроводил в мою комнату, где я упал на кровать, бормоча, как мне говорил полковник на другой день: «Прощай, Надюша, прощай, Надюша!» Конечно, я этого не помнил.

За время похода меня часто мучила мысль: где же мои братья? О гибели Бориса в Киеве я знал давно, с Эрнестом – доктором – мы были вместе еще в Германскую кампанию, затем встретились в Ново-Николаевске в Гражданскую войну, когда я лежал в госпитале с пулевым ранением в грудь. Опять пошел по госпиталям города Читы и нашел брата в одном из них. Он оправлялся от тифа и был уже в довольно хорошем состоянии. От него я узнал о гибели моего второго брата Георгия, который, будучи с разъездом под городом Барнаулом в Сибири, был зарублен красной кавалерией.

Итак, город Чита теперь будет служить пунктом отдыха и пунктом формирования новых частей. Тело нашего командира и вождя генерала Каппеля мы привезли с собой в город Читу и здесь с почестями похоронили его, хотя при отступлении опять выкопали его гроб и похоронили в городе Харбине в Китае.

Наша армия приступила в переформированию. Корпуса сводились в дивизии, а дивизии в полки. Образовалось три корпуса, 4-й корпус был на «особом» положении. Им командовал барон, генерал-майор Унгерн. Он абсолютно не признавал никаких распоряжений высшего командования, а поступал так, как хотел…

В 1-й корпус вошли все части Забайкальского войска, им командовал атаман Семенов. Во 2-й корпус вошли сибирские, уфимские и егерские части. Им командовал генерал Смолин[63]. В 3-й корпус вошли ижевцы, воткинцы и все волжские части. Им командовал генерал-лейтенант Молчанов.

Все казачьи части, как сибирские, уральские, оренбургские, и донцы имели свою собственную группировку и придавались корпусам для военных операций. Главнокомандующим армией был молодой, боевой генерал-лейтенант Войцеховский. Армия закончила переформирование и только ожидала снабжения ее новыми винтовками, пулеметами и артиллерией. Мы были готовы идти снова в бой.

Бои в Забайкалье

Приказом по корпусу все мои рядовые стрелки уходят на пополнение полков Волжской имени генерала Каппеля бригады. Я же формирую офицерскую роту при Волжской бригаде, которая находится под командой дорогого мне генерала Николая Павловича Сахарова, под началом которого я провел весь период боев от Волги до Уфы, где был тяжело ранен и где мне пришлось расстаться на долгое время с волжанами. И вот опять все мы вместе. В моей офицерской роте было 86 офицеров, но я надеялся, что те офицеры, которые находятся в госпиталях, по выздоровлении пополнят наши ряды. Я и мои офицеры часто посещали госпиталя, разыскивая больных офицеров, которые были с нами в Ледяном походе. Находя таковых, мы им сообщали, что сформирована офицерская рота и что по выздоровлении мы их ждем к себе.

Нам обещали обмундирование, но пока что обещание оставалось обещанием, и, как ни странно, мы настолько привыкли к ним, что относились совершенно спокойно к тому, что обещания редко выполнялись. Мои сапоги, как у нас говорят, «просили каши», то есть пальцы вылезали наружу, поэтому я заказал себе сапоги, а так как имел золотой, то они мне обошлись всего в два рубля. Остальную же одежду все мы старались чинить, но не особенно успешно – одну дырку зашьешь, другая уже тут как тут, но подождем еще – ведь обещанного три года ждут.

Моя офицерская рота быстро пополнялась за счет выздоравливавших. Она достигла уже 100 офицерских штыков, но я мечтал довести ее до 120–130 штыков.