Великий торговый путь от Петербурга до Пекина

Пакт 1792 года назвали международным протоколом, международным актом и даже полноценным договором. По своей сути и по форме он представлял собой поправку к Кяхтинскому договору 1727 года с внесенными в него в 1768 году дополнениями. Торговлю предполагалось восстановить в виде, существовавшем семь лет тому назад, за исключением того, что долги, возникшие между купцами, следовало ежегодно погашать до назначенной даты. Стороны обязались назначить толковых чиновников, способных заниматься пограничными делами. Российская сторона взяла на себя обязательства по обузданию разбоя в приграничной зоне со стороны бурят и прочих российских подданных. Кяхтинский договор и дополнение к нему 1768 года прошли процедуру официального подтверждения, и участники переговоров еще раз повторили обещание о выдаче подданных соседней империи их властям, а также о совместном расследовании случаев убийства, грабежа и т. д. Всех таких преступников следовало судить по законам их собственной страны, и в этом состояло единственное значительное изменение в положениях действовавшего тогда договора, так как в предыдущих документах такая норма отсутствовала. Как и прежде, за хищение товаров с сопредельной стороны границы полагались штрафы. В заключение троих русских подданных, содержавшихся в тюрьме Угры на протяжении нескольких лет за переход границы и грабеж, договорились вернуть в Сибирь.

Как и протоколом 1768 года, данным пактом подтверждалось действие Кяхтинского договора, а также подкреплялись договоренности, достигнутые в ходе его обсуждения, через более точное толкование противоречивого вопроса, касающегося наказания нарушителей границы. Найденное решение выглядело наиболее подходящим в сложившихся тогда обстоятельствах; каждой из сторон передавалось право обращаться со своими подданными в соответствии с нормами ее собственного права. От русских властей теперь не требовалось проводить публичные казни и выставлять тела жертв расправы на границе. Значение данного соглашения лежит главным образом в плоскости того факта, что его удалось заключить в духе дружелюбия, без серьезных угроз применения оружия и в конце затянувшегося периода приостановки торгов, которую обе стороны искренне считали временным явлением. Как и все предыдущие договоры и соглашения, данный пакт заключался между равными сторонами; в отличие от Кяхтинского договора процедуры не омрачались даже демонстрацией физической силы, тем более серьезной угрозой ее применения. Урегулирование проблемы наказания преступников, омрачавшей китайско-российские отношения на протяжении почти трех четвертей столетия, позволило убрать один из главных барьеров на пути беспрепятственной торговли. Обратите внимание на то, что поступательно нараставшая торговля между двумя империями в первой половине XIX века развивалась без эпизодов продолжительной приостановки торгов.

Последствия

Торговые обмены возобновились в конце апреля 1792 года. За несколько недель до этой даты в Кяхте и Маймачене собрались купцы; сразу после получения официального уведомления из Санкт-Петербурга и Пекина об одобрении договора Нагеля — Сунъюня местные власти с обеих сторон границы обнародовали приглашение торговцам снова прибыть в данные города. Российский представитель пограничного совета и дзаргучей провели встречу между 21 и 24 апреля и избавились от всех мелких проблем, остававшихся в деле возобновления торговли.

Сами торги возобновили с той отметки, на которой их остановили семь лет тому назад. К середине июля русские купцы доставили на границу товаров, оцененных директором Троицкосавской таможни Вонифатьевым, в 1 189 301 рубль, четверть из которых уже успели сбыть с рук. К 28 июля А.И. Пиль смог доложить в столицу, что больше половины российских товаров (на 600 тысяч рублей) ушла в обмен на иноземные товары, а 5 сентября он добавил сообщение о поступлении в виде таможенных пошлин 182 383 рублей. И этот показатель считался самым важным результатом для чиновников в Санкт-Петербурге. Вонифатьев проявил такое похвальное рвение по службе, что А.И. Пиль ходатайствовал за него перед ее величеством как за офицера, заслужившего особую милость и благосклонность императрицы, а также достойного дворянского ордена Святого Владимира.