Это тревожное время, совпадающее с серединой января, называется в тайге «черной неделей». Страшные ночи, когда властвует в лесах зверь и трепещет все живое, называются «Звериными ночами».
Великий Ван, ощутив в себе непреодолимую потребность любви, послушный великому зову природы, спустился с ледяных высот Татудинзы. Могучий рев его, раздавшийся в одну из январских ночей у подножья горы, привел в ужас и трепет всех четвероногих и двуногих обитателей леса.
Подобно отдаленным раскатам грома он пронесся над гребнями гор и замер вдали.
Тайга притихла и прислушивалась к этим звукам, затаив дыхание и не смея шевельнуться.
«Вставай скорее Хо-Син, – произнес старый Тун-Ли, дергая за плечо своего работника, спавшего рядом с ним в фанзе, – слышишь, настали «Звериные ночи»! Зажги огонь и подопри дверь колом! Да поворачивайся живее, а то как раз явится сюда Великий Ван и тогда ты не увидишь больше дневного света, так как отправишься в страну теней к своим предкам. Я слышу его голос! Вот он!»
Действительно, в это время послышались сначала отдаленные раскаты грома, а затем, спускаясь ниже и усиливаясь, достигли оглушительного диапазона. Сила звука была настолько велика, что в фанзе задрожали окна и бумага наклеенная на переплеты рамы, пришла в движение.
В звуках этого голоса есть что-то стихийное и необъяснимое. Казалось, что он исходил не из груди животного, а из недр этих каменных громад, из груди матери земли. Поэтому неудивительно, если все живые существа, услышав эти звуки, падают ниц и лишаются способности обороны.
Даже тигры самцы, при первых звуках голоса Вана, смолкают и удаляются в чашу, стараясь не попадаться на глаза Повелителю.
Самки же наоборот, стремятся к нему, стараясь заслужить его благосклонность и внимание.
По словам таежников, к Вану сходятся все тигрицы ближайших окрестностей, которые услышат его голос, иногда за десять и даже двадцать километров.
Из них Владыка тайги выбирает себе одну в качестве подруги; остальные расходятся по своим жилищам и продолжают вести обычный образ жизни.
Подруга Вана всюду следует за своим господином, пока не почувствует, что готовится стать матерью; тогда она покидает его и ищет себе берлогу, для вывода детей.
Известив обитателей гор и лесов о своем приходе, грозный Владыка тайги вышел на узкий гребень хребта и стал на выступ скалы, над широкой долиной Хай-Лин-Хэ, простиравшейся у его ног.
Проревев еще несколько раз, он затих и стал слушать. Ни один звук не нарушал тишину этой ночи.
Даже угрюмый филин, сидящий на вершине сухого кедра, замолк вперив свои огромные светящиеся глаза в темную могучую фигуру зверя, обрисовывающуюся на фоне искрящихся снегов. Она была неподвижна, как изваяние и только конец хвоста извивался, выдавая волновавшие его чувства.
Не прошло и получаса, как из темной чаши вынырнула тигрица и направилась к своему Повелителю. Не доходя до него шагов десять, она припала на снег, положила свою красивую круглую голову на вытянутые передние лапы и стала ждать.
Круглые большие глаза ее, с желтыми ободками, обращены были на Вана, в них светилась страсть и любовь. Кончик хвоста ее подергивался, обнаруживая ее волнение.
Великий Ван не шелохнулся, только конец хвоста его нервно вздрагивал и, как маятник, отбивал мерные удары.
По следам тигрицы пришли еще две, старая и молодая, едва вышедшая из детского возраста.
Увидев их, первая тигрица быстро встала и с угрожающим ворчаньем, двинулась им на встречу. Все три сошлись вместе и между ними началось состязание, заключавшееся в том, что они наносили друг другу удары лапами, при этом клочки шерсти летели во все стороны, но крови видно не было. Вскоре молодая тигрица отошла в сторонку и из далека наблюдала за поединком более опытных соперниц.
Услышав около себя мяуканье и визг прекрасных дам, могучий Ван рявкнул в последний раз и звуки эти, вибрируя на низкой ноте, понеслись вдаль, постепенно замирая в неподвижном морозном воздухе.
Не спеша, с подобающим ему величием, царь тайги подошел к дерущимся, но те, по-видимому, не обратили на него внимания и продолжали угощать друг друга полновесными пощечинами; тогда обиженный и недовольный, он приблизился к молоденькой тигрице, скромно сидящей в стороне, обнюхал ее смущенную морду, лизнул в нос и пригласил следовать за собою.
Спорящие о первенстве старушки так и остались ни с чем. Долго еще они не могли успокоиться и грозно рычали друг на друга даже тогда, когда Ван удалился со своей избранницей. Но убедившись, что все потеряно, они помирились и, как ни в чем не бывало, отправились вместе искать утешения туда, где «оскорбленному есть чувству уголок».
Ван увел свою подругу в заоблачные края, на вершину Татудинзы, где новобрачные могли спокойно провести свой медовый месяц совершено одни, без посторонних любопытных глаз, на лоне суровых каменных громад.
Любовные песни пела им дряхлая дремучая тайга и снежный буран засыпал их следы во время свадебных путешествий.