– Шесть тысяч пятьсот лир, – отвечает та, не поднимая глаз от кассы. В вырезе низко расстегнутой блузки видна ложбинка между грудей.
– Тогда, рыбка, еще поцелуйчик, – подмигнув, шепчет Меравилья. Она возмущенно вскидывает голову. – Так будет семь тысяч за все.
Он выкладывает на стальное блюдечко деньги, берет с прилавка конфету в серебристой обертке[35]
, и мы выходим, на ходу разворачивая шоколад.– Дом становится для нас слишком большим. Вера вечно пропадает у какой-нибудь подружки, решила отдохнуть годик, прежде чем поступать на медицинский. Дуранте переживает мистическую фазу: ушел один, с рюкзаком за плечами, обдумывать жизнь. А Эльвира слишком занята активным отдыхом, ни на что другое ее не хватает. Вот увидишь, они тебе понравятся.
– Мы ведь уже знакомы.
– Серьезно? И давно?
– С первого дня года.
– Какого еще года?
– Ничего-то ты не помнишь. Можно подумать, это тебя током шарахнули, а не меня.
– Память, малышка, штука крайне переоцененная, – покручивая ус, заявляет Меравилья, не в силах, как обычно, удержаться от шутки, но тут же смущенно закашливается, должно быть, тоже вспомнив о моей Мутти.
Я убираю седую прядь за ухо, и мы снова выкатываемся на шоссе в направлении Неаполя, ни на секунду не притормозив перед знаком «стоп».
– Это был Новый год, – я, вздохнув, откидываюсь на подголовник, закрываю глаза и снова вижу ту сцену во всех подробностях. – Вы приехали рано утром, твоя жена была в бежевом пальто с большой золотой брошью в форме паука и держала за руку девочку лет одиннадцати-двенадцати. Ты сказал, что она – «истинное чудо», и расхохотался. Потом пошел по отделениям, желая всем счастливого Нового года, а она осталась поболтать с Гадди, он тогда еще был главврачом. Помнишь?
– Первый день года я всегда проводил в лечебнице, среди моего народа. Это ведь день дурака[36]
, не случайно я родился именно первого января.– В тот раз ты принес бутылку, думал сказать тост, но Гадди пригрозил, что нажалуется в медицинскую ассоциацию, если ты немедленно не уберешь алкоголь. Ты наполнил его стакан, чокнулся своим, а мы, глотнув, обнаружили, что это лимонад. Полумир тогда больше смахивал на полупустыню, кудрявая докторша была в отпуске, а сестры, торопливо прощаясь, разъезжались по домам, к семьям.
– А вот моя семья как раз была там. Моя семья – это вы.
– Твоя семья – это те, кого любишь. В общем, в какой-то момент твоя дочь пропала, и жена сразу разоралась: решила, будто с ребенком могло что-то случиться. А ты заявил, мол, это самое безопасное место на свете, ведь настоящие чокнутые – там, снаружи. Это-то ты помнишь?
– Как тебе сказать, малышка… Я же уже миллион раз это повторял.
– И нашла ее тогда я.
Меравилья, чуть притормозив, жмет на кнопку, и крыша закрывается у нас над головами.
– Она была в подсобке, откуда я в свое время украла бутылку моющего средства для Мистера Пропера. Заблудилась и сидела одна в углу, плакала. Тогда я вспомнила игры, которые придумывала Мутти, чтобы прогнать грусть. Взяла швабру, ведро, сделала из них верблюда. Его зовут Мессер Дромадер, сказала я, и он – очень необычный зверь. Доставит тебя куда захочешь.
Вера удивленно взглянула на меня, но не пошевелилась. Наверное, вдруг поняла я, она уже слишком большая, чтобы верить в волшебных верблюдов. Но тут она утерла тыльной стороной ладони слезы и уселась верхом на швабру. Та, конечно, осталась недвижима. «Скажи ему на ухо, куда хочешь попасть», – предложила я, чтобы придать ей духу. «К папе», – прошептала она, прижавшись губами к черенку. «Тогда поскакали!» – ответила я, забираясь позади нее, и мы двинулись вниз по лестнице, вместе пересекая пустыню Полумира на спине Мессера Дромадера.
В конце коридора нас поджидал парнишка примерно моего возраста: глаза голубые, как у тебя, но больше и безумнее, рыжеватые волосы до плеч, рубашка навыпуск. Я спросила, из какого он отделения. «Из отделения чудес», – сердито буркнул Дуранте и утащил сестру с собой, а меня оставил одну, с ведром и шваброй в руках вместо верблюда. Но когда вам пришло время уезжать, Вера снова подошла ко мне. «Хочу вернуться в ту комнату с вениками. С тобой и Мессером Дромадером», – улыбнулась она, взяв меня за руку.
А я больше всего хотела забраться в машину и поехать вместе с вами домой. Твой старший сын подбежал к нам, схватил сестру за руку и увел. По сути, мы трое мало чем отличались. И все бы отдали за твою любовь. Но ты был влюблен исключительно в работу.
По капоту начинают постукивать капли, и Меравилья включает дворники, издающие странный прерывистый скрип.