Великое чудо любви

– Ну, тогда по крайней мере скажи: ты меня хоть чуточку любишь?

Зеленый луч, остановившись на мне, пару раз мигает, словно открывая и тотчас же закрывая глаз. Что я воспринимаю как «да».

50

Наполнив кастрюлю водой и включив конфорку, я достаю моллюсков Джедже Ангельского личика из пакета и оставляю их немного стечь в раковине. Потом вынимаю из пачки бенгальские огни, раскладываю у выхода на балкон.

– А ты еще что тут здесь делаешь?

Кот глядит на меня через стекло и, выгнув спину, трется о деревянную раму.

– Брысь! Вот уж кто точно не вовремя!

Нет, мяучит, мурчит, сидя на решетке. И на меня поглядывает. Он из тех, кто способен пристыдить, не шевельнув и волоском на хвосте.

– Брысь, кому сказал! Не могу я тебя впустить, понимаешь? С завтрашнего дня я больше не твой утренний хозяин! Не сексапильный синьор средних лет с пожелтевшими от никотина усами и вставными зубами, предлагающий тебе банку консервов и расчесывающий твою шерсть! Не владелец квартиры на третьем этаже, целыми днями ноющий со своего стандартного балкона о том, куда катится мир, не Фаусто Меравилья, «Великое Чудо», психиатр-революционер на пенсии, подрабатывающий психоаналитиком у скучающих позилиппских дамочек, даже не первый муж Эльвиры Пинто, закоснелый грешник падре Дуранте, чудаковатый дедушка юного шалопая или отсутствующий отец Веры. Сегодня ночью я стану просто сбрендившим стариком, решившим покончить с собой в канун Нового года, и тебе волей-неволей придется с этим смириться.

Кот поворачивается ко мне хвостом и удаляется в темноту: он не из тех, кто клянется в верности, честности, преданности и прочих штуках, оканчивающихся на «-ость», имя которым – лживость.

Вода в кастрюле все никак не закипает, и я пока роюсь в шкафу, ищу скатерть для своей тайной вечери: там как раз должна лежать одна, нарядная, с ручной вышивкой, из тех подлинных образцов хорошего вкуса, что принесла в этот дом Эльвира в полной уверенности, что мы будем пользоваться ими вечно. В результате именно подобные вещи и становятся самыми достоверными свидетелями нашего медленного угасания. Да, вот она, и красно-белые рождественские узоры очень кстати.

Теперь нужна музыка. Я подхожу к проигрывателю, достаю из конверта диск. Игла мягко опускается на блестящую поверхность пластинки, динамики издают едва слышное шипение, после чего вступает перкуссия. На той же полке в шкафу нахожу старый Эльвирин фартук и, повязав его вокруг бедер, ковыляю обратно к плите. Оба-оба-оба, – бразильская музыка, подобно самой жизни, невероятно прекрасна, хочется, чтобы она длилась вечно, но всего несколько минут – и мелодия заканчивается, сменяясь бесконечным немелодичным пощелкиванием.

Я забрасываю моллюсков в кастрюльку поменьше и ставлю ее на слабый огонь, чтобы они, почувствовав ласковое тепло снизу, были готовы раскрыться, послушно, как женщина, намеревающаяся заняться любовью. Гляжу на воду, но та, похоже, из духа противоречия, все не кипит. Однако сегодня я не желаю ей потворствовать и спокойно иду накрывать на стол: фарфоровые тарелки из Каподимонте, хрустальные бокалы. Бутылку беру из тех, что ежегодно дарят мне мои позиллипские дамочки в благодарность за то, что я целый год выслушивал их байки о несостоявшихся изменах и липовой депрессии. Вкручиваю штопор, с легким хлопком вытаскиваю пробку. Оба-оба-оба, ой-да-ладно! Наливаю себе вина, кручу колесико, прибавляя громкость, и в ритме самбы возвращаюсь на кухню. Повсюду ищу синий бархатный чемоданчик с серебряными столовыми приборами, попавший к нам в числе свадебных подарков, но не нахожу. Моллюски тем временем совсем раскрылись, и в кухне запахло морем. Теперь нужно только достать их из раковин и процедить оставшуюся на дне жидкость, очистив ее от песчинок, прежде чем смешать с пассированным чесноком. Склонившись над кастрюлей, я гляжу на воду, но та все не кипит. Ладно, схожу пока на балкон за парой листиков петрушки со своего огородика. Кота не видно: он из тех, кто знает, когда пора сдаться.

На улице не по-декабрьски тепло, в небе загораются первые звезды. Грешно в такой вечер сидеть одному. Было бы чудно разделить с кем-нибудь вино и лингвини, поболтать, научить готовить моллюсков по своему рецепту или нескольким танцевальным па, пересказать все события дня, улыбнуться… И забросить наконец пасту! Но вода все не закипает, выслушать меня некому, что остается? Только оба́-оба́-оба́.

51

Алло! Лилиана, ты?