Великое чудо любви

Ну чего тебе еще, медаль? Ясное дело, спас и меня, и весь дом, но теперь-то, оставшись наедине, так сказать, ус на ус, можно уже признать: ты просто боялся пропустить утреннюю кормежку. Каждый действует в собственных интересах, а если ему однажды совершенно случайно удастся еще и полезное что сделать, тем лучше: сразу в герои произведут.

Кот, повернувшись ко мне хвостом, удаляется по коридору.

Эй, куда? Ты что, обиделся? Ну, иди мириться, завтрак готов.

Котя-котя-котя, вернись, я пошутил, бормочу я, протягивая ему вслед банку вонючего паштета.

В итоге приходится оставить ее на полу, там же, где и каждое утро. Он не из тех, кто изменяет привычкам.

Ишь, обидчивый какой!

Кот, размахивая хвостом, словно флагом, пятится к двери, а оттуда на лестницу.

Уважаю! Вот она, истинная свобода: отказаться от полной миски. Презреть руку, тебя кормящую, и пойти другим путем. Чудесный урок ты мне сейчас преподал.

Упершись локтями, я слежу сквозь перила за кошачьей тенью и в какой-то момент в голове вдруг возникает образ Эльбы, какой она явилась мне во сне. Тоже ведь, надо сказать, от меня отвернулась, бросила дом, предложенную мной работу, сытный обед, ужин, лишь бы уехать. Но куда, с кем?

Чужая жизнь порой кажется нам загадочной, безрассудной. И такими, непостижимыми, нас делает именно свобода. Человек способен понять только себя, все прочее кажется ему безумием. Быть может, Эльба и в самом деле бросилась в ту великую реку, имя которой носила. Я представляю, как она задумчиво, но совершенно спокойно вглядывается в текущую воду и как потом, закутавшись в подбитую мехом джинсовую куртку, падает, словно лист, слетающий с ветки.

Или нет. Она отводит взгляд от бурлящего потока и возвращается домой, к своей обыденной жизни, такой же, как у многих других, и мало-помалу забывает о том внезапном искушении бездной: заскакивает в супермаркет за молоком на завтрак, за зубной пастой или стиральным порошком, ведь как раз такие мелкие повседневные дела чаще всего и спасают нам жизнь.

Невозможность узнать, чем все закончится, – пожалуй, самый разочаровывающий аспект земного существования. Увы, нам не дано перевернуть последнюю страницу, чтобы удостовериться, что ничего, хорошего ли, плохого, уже не произойдет.

Кошачья тень удаляется, а я все стою, гляжу сквозь перила и в какой-то момент, вдруг покачнувшись, едва не падаю: пустота с невероятной силой, раза в три превышающей гравитацию, тянет меня вниз. Бегом возвращаюсь в квартиру, хватаю с вешалки куртку и прямо так, в пижаме и тапочках, спускаюсь, прыгая через две ступеньки, а в голове крутится стишок, придуманный много лет назад той самой светленькой девчонкой:

Полумир – это психбольница, в которой много окошек,
И в окошках виднеются лица людей, похожих на кошек.

В подъезде темно и сыро, дверь полуоткрыта: должно быть, через эту щель кот и ускользнул. Уперевшись плечом, распахиваю ее настежь. Проржавевшие петли с выступившими крупинками соли немилосердно визжат. Высовываюсь наружу: сперва голову, потом одну ногу, другую. Потираю лопатку.

Они не умеют мяукать, не знают своей породы,
И все-таки это кошки, просто особого рода.

Тяжелая деревянная створка с грохотом захлопывается у меня за спиной, а я остаюсь снаружи: без ключей, в вымершем после праздника городе, в самый первый день нового года. С днем рождения, Меравилья!

Кот смотрит на меня с тротуара, мяучит, виляет хвостом, выгибает спину.

Ждал? Ну, вот он я! Куда ты меня ведешь?

Улица, вся в огарках петард и фейерверков, пуста и наконец-то безмолвна. Кот, свернув на дорожку к морю, то и дело оборачивается убедиться, что я иду следом. Так мы и шагаем гуськом в первые смутные часы наступившего года. Две тысячи двадцатый: я произношу это вслух, все равно никто не услышит. Число с претензией, сулящее удвоение – неизвестно, правда, чего именно, счастья или бед. Финал не дано знать никому.

Кот вприпрыжку несется к пляжу, он и я – два темных силуэта в ярких лучах солнца. Да еще вдалеке гуляет китайская парочка, мужчина и женщина, лица обоих скрыты медицинскими масками. Я некоторое время провожаю их взглядом, но кот мяучит, зовет дальше: вниз по гранитной лестнице, ведущей к небольшому пляжу, где я однажды, увидев сверху, как целуются Дуранте и Эльба, приревновал – его? ее?

Теперь-то можно домой? Выплатил я свой долг?

Кот, смерив меня взглядом, идет обнюхивать пластиковый ящик для рыбы, брошенный на берегу: не успевшие заветриться потроха – добыча весьма заманчивая. Мелкие волны лижут эту импровизированную конуру, и беспрестанное движение соленой воды, туда-сюда, туда-сюда, навевает мне невероятно далекие воспоминания. Я снова вижу себя подростком, обожавшим купаться даже посреди зимы. Вот бы сейчас вернуться в то время, да таким и уйти: мальчишкой, не боящимся моря…