Великое чудо любви

Я сбрасываю тапочки, куртку, пижаму и, оставшись только в линялом белье, принимаюсь хлопать ладонями по бедрам, по плечам, чтобы хоть немного разогреться. Потом короткий разбег – и ныряю. Холод сразу вгрызается в ступни, поднимается по ногам к груди, жжет кожу, пронизывает до самых костей, не дает дышать. Я закрываю глаза и думаю об Эльбе, бросившей вызов морю лишь ради того, чтобы обнять Дуранте. Потом вспоминаю ночной сон: как спокойно она плыла, как легко, словно слетевший с дерева лист, скользило ее тело в бурном потоке.

Кот, мяуча, зовет меня на берег, но возвращаться я не хочу. Сердце колотится как заведенное, едва не взламывая грудину, руки и ноги лишились сил, мышцы скукожились от холода. Я ложусь на воду и, уставившись в горизонт, отдаюсь на волю волн. В конце концов, умереть – это так просто. Не сложнее, чем снова стать ребенком, переступить порог той двери, что всегда стояла открытой, позволить себе провалиться в долгожданный сон, когда безумно устал.

Город с этой точки кажется не таким суровым: мать, очерствевшая в трудах и лишениях, но по-прежнему готовая тебя обнять. Отсюда, с моря, он уже не вызывает страха. Отсюда уже ничего не страшно: ни жизнь, ни смерть.

Мяуканье вдруг становится громче, отчаяннее. Я оборачиваюсь, но никак не могу понять, откуда оно исходит. Случайная волна, чуть сильнее прочих, – и ящик для рыбы, куда забрался кот, оказывается в воде, а сам он, шипя и выгнув спину, медленно удаляется от берега на борту этой жалкой лодчонки: шерсть дыбом, хвост – восклицательный знак над морской гладью.

Котя, кричу я ему. Котя-котя-котя! Держись! Сохраняй спокойствие, дыши, не переживай! Плевать! А он только громче мяучит. Погоди, я уже иду! Если утонем, так вместе, а там, глядишь, еще и спасемся.

Откуда только силы взялись? Толкнувшись ногами, я снова ложусь на воду. Выбрасываю вперед одну руку, потом вторую, повторяю эти движения еще раза два-три, пока наконец моим старческим пальцам не удается нащупать ящик. Теперь главное не отпустить. Не такая уж ты и развалина, Меравилья.

Цепляюсь за него, чтобы удержаться на плаву. Выходит, пока я спасаю кота, он спасает меня. Мы оба герои, каждый по-своему. Прав был Альфредо: старость не то, что потеряно, а то, что у нас осталось, признаюсь я ему на ухо, и мы одновременно усмехаемся в усы. Ведь все-таки мы кошки, просто особого рода.

Собрав последние силы, я разворачиваюсь и гребу к берегу. В воде плывут отражения разноцветных домиков, профиль Везувия и его темного двойника, горы Сомма, – грозно пылающая материнская грудь.

И жизнь вдруг кажется мне крайне простым упражнением: всего-то глотнуть воздуха, а потом без лишних усилий вытолкнуть его из легких. Все, что нас окружает, – настоящее чудо: зыбкий блеск волнуемых ветром вод, облезлая шерсть бродячего кота, оставшегося верным выбранному хозяину, ушедшая невесть куда молодость и эти ослабевшие кости, способные, несмотря ни на что, спасти не только себя, но и другую Божью тварь. Все – чудо, хотя страх усиливается с каждым днем, а сами дни неотвратимо катятся под откос. Чудо морской волны, морщинистой кожи, позволяющей держаться на плаву с той же легкостью и изяществом, что и в детстве, чудо бессонных ночей и мягкого утреннего света, чудо солнца, что по-прежнему восходит для всех, живых и мертвых, чудо безответной любви к тем, кто по-прежнему рядом, и тем, кого уже нет.

Тело бьет крупная дрожь. Я гребу к берегу, волоча за собой импровизированный плот с потерпевшим кораблекрушение представителем семейства кошачьих, и, кажется, вижу на пляже тоненькую светловолосую фигурку. Она ждет меня, а я не свожу с нее глаз, боясь, как бы она не исчезла: видениям ведь свойственно исчезать, если на них не смотришь.

Почувствовав наконец под ногами мягкость песка, мое сердце чуть успокаивается. Тем более что фигурка на берегу никуда не исчезла. Вот только она не тоненькая, не светловолосая, а, напротив, статная брюнетка. Я вскидываю руку, машу. Вера, подойдя к самой кромке воды, снимает с плеч шерстяную шаль и протягивает мне, словно мать, заждавшаяся ребенка после долгого, насыщенного дня у моря.

– Звонил твой сосед, я прослушала сообщения на мобильном и сразу примчалась, а тебя дома нет. Зато Альтана проиграла мне твое послание. Я уже думала звонить в полицию, и вдруг увидела с балкона, как ты плывешь, вцепившись в ящик для рыбы, – объясняет она, когда я выхожу на берег в мокрых, липнущих к коже майке и трусах.

– А юный шалопай? – спрашиваю я, стуча зубами от холода.

– Спит, я попросила соседку за ним присмотреть.