Великое чудо любви

А наутро Наня вернулась: обнаружилась прямо под дверью, виляла хвостом и повизгивала от радости. Я ее гладила, не ругала, понимая, что после столь долгого пребывания в клетке ей необходимо познать пределы своей свободы.

Билет на поезд до Берлина я упросила купить Дуранте на те деньги, что дала мне Жилетт. И заставила поклясться, что он ничего тебе не расскажет, так что на нем не срывайся. Это было в тот день, когда я практически одновременно потеряла мать и открыла для себя море. У меня сердце едва не выскакивало из груди при мысли, что он уедет в семинарию вместо того, чтобы снова и снова меня целовать. Поэтому я сказала, что тоже уеду, как только сдам экзамены, а он пообещал мне помочь. В конверт с деньгами Жилетт вложила еще адрес пансиона при монастыре, подходящего для одиноких девушек вроде меня. Впрочем, с ними тоже договаривался Дуранте, я ведь со свободой не в ладах. А скажи я тебе, ты бы меня не отпустил.

Правила непреложны: все истинны, все ложны. Я уехала по той единственной причине, что испокон веков отнимает детей у родителей: в тени твоего раскидистого древа я просто не смогла бы найти местечко, чтобы вырасти. Предавать твои ожидания было ужасно стыдно, но сказать, что мне не нужно никакое высшее образование, что меня все пугает и что я хочу лишь вернуться в небольшое, закрытое от чужих глаз местечко наподобие Бинтоне, у меня не хватило духу. Я не заслужила свободы, которую ты мне предложил.

Теперь я живу той жизнью, какую хочу сама, – не той, что выбрал для меня ты. Если накатывает одиночество, подношу к уху часы Дуранте и слушаю, как стучит сердце: словно где-то вдалеке идет поезд. Временами чувствую даже его запах, и сразу думаю вернуться. Но не возвращаюсь.

Ценой моей свободы стало твое разочарование. А уход – способом до конца остаться твоей дочерью.

Я украдкой кошусь на Веру: кажется, будто все это она написала сама. Может, она и письма не читает, а высказывает то, что наболело? Или, может, двум столь непохожим дочерям просто выпало иметь дело с одним отцом.