Великое кочевье

- Долго мы шли по дворцу. Все комнаты и комнаты... Везде народ мелкий. А царь, я думал, крупного роста, как богатырь Сартакпай. Губернатор завел меня в комнату. За столом сидел рыженький мужичок. Глаза у него сонные, ровно он не спал давно. Спрашивает меня: "Ты откуда приехал?" - "Из Томской губернии", - говорю. "А что, в Томской губернии море есть?"

Сапог широко развел руками, в редких усах блеснула усмешка.

- Ну какой же он царь, если своего государства не знает? Царь по географии должен все государство знать, по карте должен знать, а он меня спрашивает. Губернатор рядом со мной стоял и сказал ему, что мы верноподданные, столько-то лет под русской рукой живем тихо, смирно. Царь больше и разговаривать не стал.

Трубка у Сапога была длинная, похожая на змею с приподнятой головой, но маленькая - вмещала всего одну щепотку. Выкурив, он снова наполнил ее.

- Жил я в Петербурге полгода, по всем улицам ходил, дома разные смотрел. И вздумал поговорить с военным ведомством. Захожу к ним: я, мол, скотовод, мне надо породистых жеребцов, чтобы на будущее время лошади для армии были. "Хорошее дело", - сказали мне начальники. Пропуска разные выдали. Я две недели ходил на бега и в манежи, лошадей все осматривал. Ну, опять обман вышел: жеребца мне не дали, сказали только: "Ты - хозяин некультурный, за чистокровными лошадьми ходить не умеешь, они у тебя подохнут, а мы будем жалеть их". Приехал я домой, взял справку о том, какой я есть скотовод, сколько у меня табунов, какие конюшни, заверил у крестьянского начальника и в губернском управлении - и опять в Петербург. "Ты зачем?" - спросили начальники. "А вот привез все доказательства". Посмотрели на мои бумаги и дали мне хороших жеребцов: чистокровных арабского, английского и двух орловских. С тех пор меня начали считать коннозаводчиком.

Говорухин встал и, скрипя хромовыми сапогами, прошел по комнате, пощелкивая пальцами рук, заложенных за спину. На его лбу собрались морщины, глаза утомленно смежались.

- Как бы мне, Николай Валентинович, опять с военным ведомством связь установить? - спросил хозяин.

- Ладно, ладно, - пробормотал Говорухин, - ты лошадок хороших на выставку приготовь. А там дело пойдет.

Он открыл портфель и достал тот же номер журнала "Спутник земледельца".

- У меня есть! - гордо сообщил Тыдыков, но журнал все-таки взял и, поставив перед собою, долго рассматривал свой портрет.

Каждая морщинка на его лице выражала довольство. Со страницы глядели такие же, как у него, глубоко спрятанные маленькие глазки.

- Когда ты, Николай Валентинович, успел меня снять?

Гость, не слушая хозяина, говорил задумчиво:

- А после выставки мы организуем коневодческое товарищество. Теперь любят такие названия - товарищества.

Хозяин рассказал, как он в девятисотом году открыл первый на Алтае маслодельный завод.

- Маслозавод ладно, а церковь зачем построил? Ты же шаманист?

- Хы! - рассмеялся Сапог, мотая головой от удовольствия. - Ты сам, Николай Валентинович, знаешь, зачем я на церковь деньги убил. Чтобы архиерей не привязывался. Дразнить собаку не хотел. Надо ему церковь - на, построил.

- А он не окрестил тебя?

- Нет. Я попам говорил: "Крестите бедных, - может, им ваш бог пришлет табуны".

- А камлаешь ты часто?

- Раза три-четыре в лето. Мне нельзя не камлать: я у всех на виду. Кама я не обижаю, он для народа - как пастух для баранов.

- Умнейший ты человек, Сапог Тыдыкович!

Они расстались далеко за полночь.

Под высоким лунным небом все еще гремели пьяные песни.

5

Николай Валентинович часто повертывался с боку на бок, то старательно укутывался с головой, будто спал под открытым небом, то порывисто сбрасывал тяжелое одеяло на ноги и, задыхаясь, открывал грудь. Но уснуть все-таки не мог. Рука устало тянулась к портсигару и спичкам. Удивительно спокойный лунный луч, несший мертвенно-бледный свет, подымал Говорухина с постели, настойчиво вел к окну с частыми переплетами тонких рам. На лужайке в сизом тумане кружились пирующие.

Говорухин открыл форточку. В комнату ворвался запах зрелых трав и сочных цветов.

- Да, да. Тут будет прекрасный ипподром! - мечтательно шептал он, попыхивая толстой папиросой. - Основные поставщики лучших лошадей для кавалерии и, главное, для горной артиллерии... Первый конный завод восточнее Урала...

Потом он мерно шагал из угла в угол.

- Это идеальный путь! Коневодческое товарищество: Тыдыков, Говорухин и еще три-четыре алтайца... А когда власть будет нашей, тогда введем акции...

Он снова подходил к окну и жадно дышал свежим воздухом.

- Мы создадим прекрасную породу лошадей, которые по выносливости превзойдут знаменитых орловцев и по резвости не уступят им. Лучшего материала в Сибири не найти. Чего стоят каким-то чудом сохранившиеся арабцы!..

Утро застало Говорухина разгуливающим по комнате. За окнами пощелкивали бичи, лаяли собаки, мычали коровы: пастухи зачем-то гнали во двор большое стадо. Неужели для того, чтобы выбрать под закол самых жирных? Неужели еще будут резать? И без того гости объелись мясом.