Великое кочевье

А Грозин все говорил и говорил. Он приглашал заглянуть в завтрашний день. Люди будут жить товариществами, артелями, получат породистых жеребцов для общих табунов. В тайге артельщики построят охотничьи избушки. Государство поможет им.

- Алтаец-бедняк - родной брат рабочему, который делает порох и свинец, ружья и мануфактуру, добывает соль и прессует чай. У них большая сила. Эта сила будет еще больше, если они встанут плечом к плечу да склонят на свою сторону всех, кто живет честным трудом, всех бедняков и середняков...

Когда спросили: "Кто желает говорить?" - Байрым поднял голову, взглянул на докладчика и молвил:

- В одиночку аил и то нельзя поставить, человек человека кличет: "Маленько помоги". А жеребца хорошего кто из нас заведет? Никто. Давайте работать товариществом! Тогда у нас будет все!

Алтайцы то многозначительно подталкивали друг друга локтями, то подбадривали задорными взглядами и говорили:

- Вместе будем жить - силу соединим.

- Умный совет достоин скорого выполнения.

- Верно.

- Все кочевье сговорим в товарищество.

По-свойски подавали Грозину дымившиеся трубки, тянулись к его раскрытому деревянному портсигару за папиросами.

- Дьакши! Хорошо!

Грозин на секунду подносил трубку ко рту и, как бы покурив, возвращал с улыбкой:

- Дьакши!

Это еще больше располагало к нему. Охотникам казалось, что вот сидят они, старые приятели, давнишние соседи, в обжитом аиле, вокруг веселого костра, а хозяин жилья - этот говорливый и заботливый человек, приехавший из далекого города.

Грозин шепнул Копосову:

- Кадры растут хорошие. Одного из Токушевых надо рекомендовать в правление товарищества, другого готовить в сельсовет.

Борлай, смачно попыхивая и глядя на причудливые кольца дыма, пытался представить себе тот день, когда он вернется в кочевье с породистым жеребцом. Это будет вороной великан со звездой на лбу, с крепкими ногами, широким шагом. Может быть, в тот же день Борлай пригонит рослого и крепкого, как скала, быка и белого барана с пудовым курдюком. Ведь и барана тоже дадут товариществу. Обязательно дадут. Вот тогда заживет хорошо кочевье долины Голубых Ветров! Тогда не только ни одна семья не откочует обратно на берега Каракола, но оттуда будут приезжать с просьбой: "Примите нас в товарищество". Их становье будет самым сильным на Алтае.

3

На следующее утро они вернулись в долину.

Борлай шел, сдвинув шапку на затылок. Ему казалось, что все теперь выглядело по-иному. И снег чище, и оранжевая хвоя лиственниц ярче светится под лучами зимнего солнца, и родные аилы курятся приветливее.

Грозин с Копосовым тотчас же уехали в Агаш, а Суртаев остался помочь закончить организацию товарищества...

Раздосадованный Утишка пришел к Борлаю с упреком:

- Не ждал я, друг, что ты не позовешь меня с собой, на собрание.

Как бы забыв о недавней размолвке, принялся расспрашивать, как прошло собрание и что решили на нем.

Борлай отвечал громко и от радости встряхивал головой:

- У нас теперь товарищество! Меня выбрали председателем... Устав есть! Нам скоро дадут породистого жеребца!.. У нас будет много скота...

- Если товарищество получит породистого жеребца, то и меня записывай вместе со всеми. Я давно об этом думал.

Пригнув голову к уху Борлая, Утишка доверительно сообщил:

- Сапог звал меня в свое товарищество, но я не пошел.

- В какое товарищество звал? - насторожился Борлай.

- Он в свое товарищество записывает.

- Где он сейчас?

- Домой уехал, - ответил Утишка и, прищурив узкие глаза, шепнул: Таланкеленг к нему записался.

- Это не удивительно... А еще что говорил Сапог?

- Велел волков бить, а уши привозить ему.

- За волчьи уши в Агаше дают награду - пять рублей.

- А Сапог обещал по два барана. "Я, говорит, помогаю Советской власти волков уничтожать".

- Сам он длиннозубый волк! - У Борлая пальцы сжались в кулак. Ночевал он у тебя?

- Больше по аилам кочевал.

Борлай задумался. Ему стало ясно, сколь своевременным и важным был приезд Грозина и Копосова. Надо скорее все делать так, как советовали они. А Суртаев поможет.

4

В тот же вечер, позвав с собой Байрыма и Ярманку, Борлай отправился к Таланкеленгу.

В аиле Таланкеленга стоял полумрак. Кругляши горели вяло, не потрескивали, а шипели, обволакивая казан едким дымом. На женской половине копошилась хозяйка. От большой льдины, привезенной с реки, она откалывала куски и, не оглядываясь, кидала в казан. На низкой, сделанной из жердей кровати храпел хозяин. Возле очага лежала трубка, засунутая в длинный кожаный кисет. Борлай подсел к огню и, достав из-за голенища трубку, найденную у разрушенных аилов, сравнил с хозяйской.

"А-а! Ночь кончается, тайна открывается", - мысленно произнес старую поговорку и через плечо шепнул Ярманке, чтобы он позвал сюда соседей.

Хозяйка разбудила мужа, сдернув с него то, что когда-то называлось шубой.

Борлай переменил трубки.

- Ах, сосед, худо делаешь, - укорил Таланкеленг, зевая и потирая глаза кулаками. - Почему не сказал мне про собрание бедноты?

- Я думал, тебя дома нет.

- Надо было зайти... - Таланкеленг подсел к гостю. - Что рассказывали начальники?

- Советовали записаться в животноводческое товарищество.