— Вот еще дело какое! — вскричал Ивашка и даже вскочил со скамьи. — Где же это видано, в ногу целовать!
— Помолчи, Ивашка, — сказал поп Никифор, подняв голову от столпцов и не отводя пальца от строки. — Вольному воля: кому в охотку, пускай куда хошь целует. А московским послам не подобает, потому что царство наше сильное и великое…
— А я не так понимаю, — отозвался Кузьма Изотов. — Дело не в том, что царство наше сильное. Иное, хоть и малое царство, честь свою превыше всего ставит, и потому великим и сильным становится. А иное, пусть и великое царство, ради корысти или страха поступается честью, и потому нет в нем настоящей силы… Поведал мне один старец многознающий и большой грамотей. В давнее время, когда Русь еще под татарами была, рязанский князь Олег всячески угождал хану татарскому и то же своему люду наказывал, а вот Дмитрий — князь, сидевший в Москве, и сам не гнул головы перед татарином и в том же свой народ наставлял. Вот и сталось: Олег потерял свое княжество, а Москва сокрушила татар и всю Русь вокруг себя собрала…
— Ишь, ты… — бормотнул поп Никифор, выкатив на Кузьму серые, в красных прожилках, глаза. — Вот ты, оказывается, речистый какой!.. Что же, братие, устали? Иль дале читать?
— Читай! Читай! — раздались голоса.
Уж смерилось в покое, и Никифор все ниже и ниже склонял голову над столицами, а люди все сидели да слушали.
— «…А если спросят, как ныне государь с Рудольфом-цесарем? И послам князю Василию и дьяку Семейке говорить: цесари римские издавна с великими государями нашими в дружбе и в любви бывали, а ныне Рудольф-цесарь и того более с великим государем нашим в дружбе и любви находится…»
— Что за цесарь такой… Ру… дольф? — спросил Кузьма. — Имя, что ли, такое?
— Кесарь Рудольф, — пояснил поп Никифор, подняв от столпцов указательный палец, — считает себя преемником римских кесарей, а есть он…
— Это нас не касается, — прервал Петр Марков, кречетник. — Мы не послы. Этак от многого знания в уме зайдешься. У нас одно дело до шаха: отпусти, мол, нас на Москву, и все тут.
— Может, и не касается, — отозвался Кузьма, — а знать не мешает. Авось пригодится: вдруг не сразу отпустит нас шах домой, а наперед к себе позовет?
Когда поп Никифор делал короткий отдых и на миг в палате водворялась тишина, из соседнего покоя доносился заливистый храп дворянина Вахрамеева.
27
За два долгих дня поп Никифор семь раз прочитал людям наказ от слова до слова. А на утро третьего дня, к удивлению всех, поп Никифор уселся на пол. Подогнув под себя и скрестив ноги, он откинул волосатую голову, принял важный, гордый вид и подозвал Кузьму:
— Стань-ка, Куземушка, против меня, вот этак. И знай — я есть шах персидский, а ты есть посол московский. Отвечай, для чего прибыл в мое царство? Какую весть принес мне от друга моего любительного, государя-царя всея Руси? Какая у тебя кручина-забота и что надобно тебе от моего шахова величества…
— Не шуткуй, поп, — нахмурился Петр Марков, кречетник, человек дюже серьезный. — Не срами свой сан.
Ивашка, глядя на попа, сидевшего на полу со скрещенными ногами, зашелся в хохоте; ухмылялся и Кузьма. На громкий Ивашкин хохот вбежал в покой дворянин Вахрамеев.
— Ты что ж это, поп? — сердито закричал Вахрамеев. — Не ровен час, на подворье Мелкум-бек прибудет, а ты из себя скомороха строишь… посольское звание мое срамишь…
— Так это ты, значит, есть посол московский? — Поп Никифор будто удивленно оглядел Вахрамеева. — В таком случае отвечай, Вахрамей, моему шахову величеству: для чего прибыл в мое царство персидское? Не робей, не спеши, могу и подождать…
Поп Никифор уселся на пол и подозвал Кузьму.
Вахрамеев и верно смутился, стоя перед шахом-попом.
— Нечего из себя строить, — пробормотал он, — не ровен час…
И вдруг, озлившись, злобно заорал:
— Вставай с полу, говорю тебе, чертов поп! А не то…
Но Никифор напустил на себя еще больше важности:
— Спрашиваю тебя: для чего в мое царство прибыл? Молчишь? То-то и оно-то! Сейчас я дознаюсь, кто есть истинный посол московский… Ответствуй, Куземушка: для чего прибыл ко мне, в мое царство?
Кузьма давно понял, что вовсе не для забавы уселся Никифор на пол и назвался шахом.
Выгнув грудь, он с почтительной строгостью отвечал:
— Послан я из Москвы государем-царем для установления с шаховым величеством крепкой дружбы и вечного против общих врагов соединения…
— Так, Куземушка, ладно с шахом разговариваешь… Слыхал, Вахрамей?
— Экое дело! — Вахрамеев презрительно ухмыльнулся, наконец-то и он понял, что за игру затеял Никифор. — Да это же всякий дурак ответит…
— Вот и отвечай, — подхватил поп. — Скажи-ка мне, шахову величеству, о здоровье государя-царя!
— Чего сказывать-то? Ну, здоров, благодарение господу, государь-царь…
— И дурень же ты, Вахрамей, мало что дворянин! — Поп даже сплюнул в досаде. — «Без на-ка-за все знаю-ведаю»… Коровья твоя башка! — Он повернулся к Кузьме. — Скажи-ка ты мне, Куземушка, здоровье государя-царя.