Великолепные руины

Заметив приближавшегося дядю, я напряглась. Не только из-за воспоминания о том, как он утром гулял под руку с любовницей, но и из-за осознания того, зачем он меня искал. Я всю ночь размышляла о том, как оправдаться перед ним за свою встречу с тетей, но так ничего и не придумала. Я была предупреждена. Тем не менее позволила своему любопытству взять над собою верх. И теперь я была бы счастлива, если бы дядя не стал настаивать на моем отъезде.

– Вот ты где! – Как всегда пугающе безупречный, он жестом указал на скамейку: – Не возражаешь?

– Пожалуйста, – подвинулась я, освобождая для него место.

Вытянув шею, дядя заглянул в мой альбом:

– Голди сказала, что ты любишь рисовать. Она была права. У тебя очень хорошо получается. Можно мне взглянуть? – Он протянул руку, и, не найдя вежливого способа ему отказать, я отдала ему альбом. Дядя просмотрел мои эскизы с неподдельным вниманием. – Пожалуй, я поручу тебе разработать дизайн нового здания. Уж слишком сложно ангажировать архитектора, которого я хочу.

Я моргнула в изумлении:

– Вы шутите?

Дядя Джонни вздохнул:

– У тебя хороший вкус. Хотя мне бы хотелось побольше ангелов.

– Похоже, у вас к ним особое пристрастие.

– Господь мне помог, – просто ответил дядя, вернув мне альбом. – Мне хочется воздать ему должное чем могу.

«Есть гораздо лучшие способы отблагодарить Господа, нежели покупка двенадцати дюжин фарфоровых купидонов», – подумала я, но благоразумно не высказала эту мысль вслух. Мы каждое воскресенье ходили в церковь, но благоговейному вниманию мессе дядя предпочитал там общение со знакомыми. О других примерах игнорирования Господа и его заповедей мне и думать не хотелось.

– А что за архитектор?

– Эллис Фарж… О, я вижу, ты уже слышала о нем?

– Он был намедни в «Клифф-Хаусе». Голди мне его показала, – ответила я, и тут мне вспомнился тихий комментарий Томаса о том, что никто не посмел бы отказать «Салливан Билдинг». Выходит, хоть один, но посмел.

– Фарж там был? Как странно. Последнее время он предпочитает уединение. Каких только усилий я не прикладывал, чтобы привлечь его к проекту. А он, видите ли, устал… Но тебя, дорогая, это никоим образом не касается. – Дядя вздохнул, и этот вздох воплощал собой безусловное разочарование. – Я хотел поговорить с тобой еще кое о чем. О вчерашнем инциденте с Флосси.

– Простите меня! – перебила я дядю. – Тетя пригласила меня к себе, мне следовало отказаться, но…

Дядя поднял руку, призвав меня к молчанию:

– Ее сейчас осматривает доктор Броуни. Полагаю, тебе нужно с ним поговорить.

Дядя разговаривал со мной как с маленьким несмышленым ребенком, и я почувствовала, как покраснели мои щеки:

– Я извлекла урок, дядя Джонни.

– Возможно. Но если ты побеседуешь с доктором, мне станет легче на душе. Он лучше любого другого объяснит тебе положение вещей и перспективу. – Дядя поднял и протянул мне руку.

Зажав альбом под мышкой, я пошла с ним в комнату отдыха дожидаться мистера Броуни. Раскаяние и так уже переполняло мое сердце, а в полной людей комнате оно вообще меня парализовало. Вконец разнервничавшись, я присела, а дядя Джонни закурил. Вскоре комнату заволокло дымом, как залив туманом. И к приходу доктора я по-настоящему опасалась, как бы мне не упасть в обморок.

Мистер Броуни поглядел на меня свысока. Его глубоко посаженные глаза источали враждебность.

– Полагаю, – заговорил он, – вы осведомлены о болезни тети, учитывая ваш собственный опыт.

– Мой опыт?

– Мне известна история сумасшествия в вашем роду. – Ничего не понимая, я уставилась на доктора. –  Ваша мать, – подсказал он, – разве она не была одержима какими-либо маниями или фантазиями?

– Нет, что вы! Я никогда…

– Возможно, вы просто не желали этого замечать и тем более признавать. Мы часто стараемся оправдать поведение тех, кого любим, – объяснил доктор, и его лицо приняло сочувствующее выражение. – Сумасшествие часто передается по наследству. Так что сестры могут страдать им в равной мере.

Я была настолько потрясена утверждением мистера Броуни, что практически не услышала остального. Доктор долго разглагольствовал об уходе за тетей, о чудодейственной настойке опиума и о полном спокойствии, необходимом ей. Я все это уже знала. И когда он ушел, вздохнула с облегчением. Мне не понравились ни сам мистер Броуни, ни его нелепые предположения.

– Ты в порядке, Мэй? – поинтересовался дядя Джонни. – Надеюсь, ты не нашла беседу с доктором чрезмерно утомительной?

– Нет, конечно же нет. Мне так хочется хоть чем-то вам помочь.

– Тебе ни к чему себя изводить. Развлекайся лучше с Голди в городе, – небрежно махнул рукой дядя. – Молодость дается только раз.

Я с трудом выдавила улыбку:

– Боюсь, дядя Джонни, я не создана для развлечений. Я ощущаю себя бесполезной.

– Бесполезной?

– Я провела здесь уже три месяца, и, по-моему, мне пора подыскать себе какое-нибудь занятие… дело.

– Дело? – дядя произнес это слово так, словно оно было безвкусным. – Дело? – повторил он еще раз. – Да что тебе еще делать, кроме того, чем ты уже занимаешься?