Venenum meum (СИ)

Он возвращается в Хогсмид. Выдерживает перекрёстный допрос квартирной хозяйки и двух кумушек-соседок. Перекусывает остатками маминых пирожков. Кровь в гостиной уже запеклась причудливыми узорами.

Чтобы тебе было легче идти…

«Ты права, мне действительно — легче».

Билл ничего не знает о любви, но он верит, что любовь — это всегда свет, что она не приносит боли, которую сама не в силах излечить.

Билл думает о родителях. О клочке пергамента, который его мать, Молли Уизли, бережно хранит в шкатулке с немногочисленными драгоценностями. На нём отцовской рукой написано признание в любви. В последнее время Билл видел только то, как родители ссорятся. Он забыл, как на очередную годовщину свадьбы Артур читал эти стихи детям, а Молли, прижимая к груди спящую малютку Джинни, тихонько плакала от счастья.

Билл надеется, что и у него однажды случится — так.

Поэтому он выходит из дома.

Закатное солнце окрашивает черепичные крыши домов в кроваво-алый цвет.

Он идёт.

Мадам Розмерта встречает его на пороге.

— Что будет угодно молодому господину? — спрашивает она, её слова похожи на ритуальное приветствие.

— Я пришёл услышать ответы.

И мадам Розмерта отступает, давая ему пройти.

В обеденном зале трактира на редкость пустынно.

— Мабон, — говорит мадам Розмерта, — все спешат по домам, чтобы отметить его в кругу семьи.

Билл идёт на кухню. Он слышит, как закрывается за ним дверь, но страх ушёл, и ненависть тоже ушла. Осталось — спокойствие и какое-то безразличие к происходящему.

Возле очага накрыт праздничный стол. Глиняные сосуды на полке сумрачно поблёскивают боками, отражая огненные всполохи.

— Будь моим гостем, — произносит мадам Розмерта за его спиной.

Билл оборачивается к ней.

— Я пришёл услышать ответы.

— Будь моим гостем, — повторяет мадам Розмерта, и Биллу чудится, будто её вьющиеся волосы укладываются на голове в высокую корону из пшеничных колосьев.

— Будь моим гостем, — соблазнительно шепчет мадам Розмерта, её губы слегка приоткрыты, плавно вздымается пышная грудь.

— Будь моим гостем, — просит мадам Розмерта, лицо её становится лицом юной испуганной девушки, а глаза наполняются слезами.

— Я пришёл, чтобы услышать ответы.

— Ты согласен с моей ценой?

— Медную монетку в очаг? — Билл улыбается. — И всю ночь видеть сны, от которых рискуешь не проснуться? Которые могут свести тебя с ума?

— Мне нужна сила, чтобы помнить, а такие, как вы, — дают мне её.

Пламя в очаге вспыхивает с новой яростной силой.

— Смотри.

Билл видит в отблесках пламени девушку, спящую на холме, и толстого мужчину с испариной на лбу, который насилует эту же девушку. Билл видит тысячи мужчин и женщин, чьи лица искривлены страстью, а рты открыты в беззвучных криках. Последним Билл видит окровавленное тело Мирона.

— И вы всё это помните? Зачем?

— Чтобы не забывать — их.

Пламя в очаге опять вспыхивает. Теперь Биллу являются совсем другие картины.

Высокий мужчина правит золотой колесницей, его длинные кудри развевает встречный ветер. Мужчина смеётся.

— Белен светоносный.

Другой мужчина, сильный и рыжебородый, сплетает в смуглых пальцах сеть из молний. Гремит гром, падают на землю густые потоки дождя.

— Таранис-громовержец.

Прекрасная женщина скачет верхом на лошади, её светлые волосы собраны в замысловатую причёску.

— Эпона-лошадница.

Имена и образы сменяют друг друга. Билл видит в отблесках пламени могущество древних богов и красоту древних богинь. Последними в огне мелькают рогатая голова и лицо полузверя-получеловека.

— Кернунн-рогач, — говорит мадам Розмерта и замолкает.

В наступившей тишине слышно, как потрескивают поленья.

— Где они все? — спрашивает Билл.

— Там, откуда я пришла и куда не хочу возвращаться, — в великом Ничто. Это страшно — когда тебя забывают.

— Но ещё страшнее, когда помнят такой, какой вы сейчас стали, — сочувственно говорит Билл.

Мадам Розмерта выпрямляется, в её потемневших глазах пылает гнев.

— Ты получил ответы, человек, теперь скажи мне, чего ты ещё хочешь, прежде чем настанет пора платить по счетам.

— Всё-таки работа в трактире накладывает отпечаток даже на богов, — внезапно улыбается Билл. — Вы ещё на чаевые намекните.

— Ты говорил мне ночью много странных слов, человек. О любви, за которую не жалко отдать жизнь. Твои слова были услышаны. Ты готов? Если нет, я всё равно заставлю тебя.

— Я знаю.

— Ты лишил меня третьей жертвы, человек. Мне нужна сила, чтобы пережить Время Долгих Ночей.

— Вы свели с ума моего друга, вы заставили его убить себя, не моя вина, что я оказался рядом и он выжил. Но я готов занять его место.

— Ты желаешь меня, человек?

— Нет.

— Ты мечтаешь обладать мною?

— Нет.

— Тогда во имя чего ты это делаешь?

— Во имя любви. Всё всегда делается во имя любви, — улыбается Билл. Страх и нервозность ушли, и непонятное спокойствие переполняет его. — Раньше вы смогли бы меня понять, сейчас — не поймёте.

Он протягивает руку и вытаскивает из пучка сухих трав веточку розмарина.

Пламя в очаге поднимается в человеческий рост, вырываясь за железную решётку.

Билл чувствует знакомый запах, и слова приходят сами:

Я одену тебя в белый шёлк,

Я хочу любоваться тобой.

Будет всё у нас — хорошо: