Venenum meum (СИ)

На грязных засаленных простынях прямо в уличной одежде лежит Мирон. Его тело ритмично подёргивается.

— Да… да… ещё. Возьми его в руку, блядь, дотронься же до него. Дай мне войти в тебя, сладкая моя… как у тебя там всё узко и горячо. Глубже… глубже, — бессвязное бормотание Мирона, перемежаемое стонами, вдруг переходит в отчаянный крик. — Нет, нет, молю тебя, не останавливайся, не уходи! Стой, шлюха! Долбаная тварь, стой!

Он запускает руку себе в джинсы, вытаскивает возбуждённый член и начинает лихорадочно дрочить.

— Стой, сука, я ещё не… О-о-о-о!

Тело Мирона содрогается в извращённом экстазе. Он воет, мечется по простыне, кусает себе губы до крови, пока сперма толчками выплёскивается из члена, пачкая и его, и всё вокруг.

Билл с отвращением закрывает дверь.

***

Билл успевает кое-как прибраться на кухне и даже заварить чай, когда Мирон наконец-то выходит из своей комнаты. Он, похоже, попытался убрать следы спермы с одежды, но Билл замечает кое-где на джинсах подсохшие белые брызги, и его начинает подташнивать.

«Получается, и я сегодня утром мог — так».

От этой мысли тошнота становится нестерпимой.

— Есть закурить? — Мирон плюхается на освобождённый от хлама диван и закидывает ногу на ногу.

Вид у него ещё более нервный и больной, чем раньше.

— Может, для начала сходишь в душ? — Билл изо всех сил старается не морщиться.

Утром ему показалось, что от Мирона воняет. Теперь он точно в этом уверен.

— Нахуй душ, брат. У меня творческий кризис.

Мирон шарит рукой по дивану в поисках пачки с сигаретами.

— Да ты, я гляжу, прибрался тут. Молодец. Я хотел было бабу завести, так уже не надо, как погляжу.

«Надо! — Биллу хочется кричать от бессилия.— Надо! Нормальную девчонку из плоти и крови, фанатку твоих песен, которых я никогда не слышал, с фенечками до локтя. Чтобы каждую ночь ты стонал под её ласками, чтобы ты ласкал в ответ…»

— Возьми, — скупо говорит он вслух, бросая пачку в сторону Мирона. — Я их убрал в шкафчик.

— Больше так не делай, Билли. Я — творческий человек, — Мирон достаёт зажигалку и прикуривает, — и мне нужен простор, а не цивильные рамки.

— Это теперь и моя квартира тоже. Так что будь любезен, не разводи в ней прежний срач.

— Зануда ты.

— Зануда, — легко соглашается Билл. — Но зануда сильная и принципиальная.

Несколько секунд они в упор смотрят друг на друга: Мирон — оценивающе прищурившись, Билл — безмятежно улыбаясь.

— Договорились, — Мирон первый отводит взгляд. — Я теперь засираю только свой угол, а здесь постараюсь держать себя в рамках приличия.

— Вот и славно. Будешь чай? Мне мать с собой пирожков надавала, они у неё жутко вкусные.

— Не хочется.

— Тогда пойдём в бар, склеим симпатичных девчонок. Я первый день на вольной воле, хочу вкусить плодов самостоятельной жизни. Ты же водишь девчонок сюда, а, Мироша? — Билл называет его школьным прозвищем. — Только ты бы всё-таки помылся, не то все мало-мальски смазливые девчонки испугаются твоего амбре и разбегутся.

Мирона передёргивает.

— Бабы — зло, Билли, — говорит он, жадно затягиваясь сигаретой. — Так и знай.

— Не может быть! — изумлённо восклицает Билл. — Так ты, Мирончик, у нас-таки гей?

— Что-о-о? — Мирон вскакивает с дивана, сжав кулаки.

— Уйди, противный! — тонким голоском пищит Билл, в притворном испуге пытаясь отгородиться от него стулом. — Я тебе так верил, а ты… ты заманил меня в это гнездо разврата для того, чтобы вдали от людской молвы насладиться моим юным телом! Знай, маньяк: живым я не дамся!

Мирон замирает в недоумении, потом сгибается пополам от хохота. Билл хохочет вместе с ним.

— Засранец! — отсмеявшись, Мирон делает попытку хлопнуть Билла по плечу.

— Душ, Мироша, душ, — Билл качает головой и отстраняется. — Горячий душ, горячий чай, горячие пирожки. Всё именно в такой последовательности.

Мирон нюхает себя под мышкой, морщится.

— И вправду, одичал я тут в одиночестве. Разит от меня, как от коровьей пизды.

— И никакого мата!

— Слушаюсь, сэр! — Мирон щелчком отправляет окурок в мусорку.

***

После обеда Биллу удаётся уговорить Мирона помочь с уборкой. Вместе они кое-как приводят в приличный вид ванную и даже прибивают несколько полок в прихожей.

Мирон шутит и смеётся над шутками, но смертельная усталость временами даёт о себе знать. Он выкуривает почти две пачки сигарет, выпивает несколько чашек кофе, его движения заторможены, а глаза лихорадочно блестят.

Наступает вечер, Билла начинает клонить в сон.

— Детское время! — возмущается Мирон, наливая себе ещё кофе. — Давай я тебе поиграю.

Он приносит в гостиную гитару. Играет Мирон средне: несколько аккордов, стандартный бой. А поёт…

Билл совсем не разбирается в музыке, тем более — в исполнителях песен, но от голоса Мирона у него бегут мурашки по спине.

Ты приходишь в дом ко мне на склоне дня

В темноте сидишь и ждёшь меня

Хочешь крови ты или слёз моих

Скажи чего

Чего же хочешь ты… —

полуприкрыв глаза, поёт Мирон.

Хочешь, чтоб я голос свой сорвал

Пальцы струнами в кровь изодрал

Тебе не угодишь

Чего же хочешь ты…

Хочешь испытать меня

Хочешь, чтоб я сделал что-то для тебя

Но я не тот, пойми

Чего же хочешь ты.

— А дальше? — кашлянув, спрашивает Билл.