Venenum meum (СИ)

— На здоровье! — Мадам Розмерта улыбается, но в её улыбке проскальзывает какая-то фальшь. — Ходите в «Кабанью голову» или «Сладкое королевство». Говорят, там тоже неплохо готовят. Извините, мне пора на кухню.

— Мирон, кофе! — говорит Билл, когда она уходит.

— Что? Ах да! — Мирон, обжигаясь, отпивает глоток. — Горячий!

Розмарин он так и не выпустил.

Билл пытается расспросить его о творчестве, о планах на жизнь. Мирон на некоторое время оживляется, рассказывает, как мечтает создать рок-группу, даже цитирует несколько стихотворных строк. Но потом — опять угасает.

Билл уже взволнован не на шутку.

— Слушай, — небрежно произносит он. — Меня предки достали, сил нет. И малышня под ногами путается. Но я пока не устроился на постоянную работу, и денег у меня немного, сам квартиру не потяну. Можно напроситься к тебе в сожители? Ты меня знаешь: я тихий.

— Ты? Ко мне? — Лицо Мирона вспыхивает неожиданной радостью. — Конечно, можно! Я плачу восемь галлеонов в месяц, по два в неделю. Заплати один галлеон и заселяйся хоть сегодня. Только, — на его лице появляется умоляющее выражение, — знаешь, я совсем на мели, можешь отдать мне деньги прямо сейчас?

Билл задумывается. Большую часть заработка он отдавал матери, и все его накопления составляют немногим более трёх галлеонов. Но с другой стороны, найти работу в Хогсмиде во время учебного года достаточно просто: всегда хватает нерадивых учеников, готовых выложить родительские денежки за эссе или реферат. А Мирону явно нужна помощь.

— Решено! — Билл высыпает на стол пригоршню мелочи, радуясь, что перед выходом из дома захватил с собой деньги. — Здесь пятнадцать сиклей и семьдесят четыре кната. Пятнадцать кнатов я оставляю себе. Держи остальное, как раз на галлеон наберётся.

— Спасибо! — Мирон лихорадочно сгребает со стола монеты.

— Не хочешь пересчитать?

— Нет, у тебя по нумерологии всегда была высшая оценка. Кому верить, как не тебе?

— Тогда за свой кофе заплатишь сам. — Билл демонстративно звенит оставшейся мелочью. — Я и за себя еле-еле сейчас рассчитаюсь.

— Что? Да, хорошо, — Мирон оставляет на блюдце серебряную монету. — Подождёшь меня на улице? Я быстро.

Билл аккуратно выкладывает на стол стопку монет. Отчего-то он знает, куда убежал Мирон, и от этого ему становится не по себе.

Билл подбрасывает две оставшиеся монетки в воздух, затем ловит их. Его розмарин по-прежнему лежит на блюдце.

Чтобы не забывали…

Ночной сон отдаётся в теле сладкой истомой. Биллу становится страшно. Он резко встаёт и выходит на улицу.

Мирон появляется почти сразу же. Его бледное лицо покрыто лихорадочным румянцем.

— Пошли? — спрашивает он.

Билл демонстративно хлопает себя по карманам.

— Погоди, я, кажется, забыл часы. Пока тебя ждал, вынул из кармана, и — вот. Ты подожди меня, я недолго.

Мирон недоверчиво смотрит на него, но кивает головой.

— Иди, я пока покурю.

Билл возвращается в паб и, небрежно насвистывая, отправляется прямиком на кухню.

Мадам Розмерта помешивает в большом котле суп. На столе высятся горки нарезанных овощей, и стоит большая квашня с поднявшимся тестом.

— Молодой господин что-то забыл?

— Да. Забыл бросить монетки в ваши магические сосуды. Одну — в огонь, другую — в любой из них? Я правильно помню? — Билл напускает на себя заинтересованный вид.

— Сегодня в огонь не обязательно.

— Но если я сам этого хочу?

Мадам Розмерта опять улыбается.

— Тогда конечно. Кто я такая, чтобы запретить молодому господину распоряжаться своими деньгами?

— Я могу быть уверен, что сегодня опять увижу свой сон? — Билл изо всех сил старается выглядеть как можно более жалким. — Дело в том, что у меня только два кната, но я не хотел бы, чтобы кто-то меня обошёл в очереди.

В голосе мадам Розмерты слышатся издевательские интонации — из сна.

— За одну медную монетку вы опять ставите условия? Не бойтесь, — говорит она уже своим обычным голосом. — Никто не запретит вам увидеть то, что вы пожелаете.

— И вправду, чего я беспокоюсь? — Билл опускает один кнат в первый попавшийся сосуд, а другой, как и вчера, — бросает в огонь. — Ведь дело-то не в цене?

Мадам Розмерта что-то бормочет себе под нос.

Билл пытается расслышать, но пожимает плечами и быстро выходит.

Нельзя, чтобы Мирон заподозрил, где он только что был.

***

В цене, мой мальчик, всё дело именно в цене. Думаешь, мне так нужны ваши жалкие деньги? Какое дело богам до затёртых жадными пальцами кругляшков?

Я смеюсь.

Я всё ещё умею смеяться. Но этот смех страшит даже меня саму.

Боги должны быть бесстрастными. Они не могут позволить себе вступить на сторону добра или зла. На то они и боги, чтобы оставаться — вовне.

Но я однажды уже сделала свой выбор.

Помона, дальняя сестра моя, предпочла сама сотворить смертное тело, чтобы доживать свой век в нём. Возможно, все они, мои братья и сёстры, поступили именно так, поплатившись памятью за короткий срок человеческой жизни. И теперь я не смогу узнать их иначе, чем заглянув им в лицо.