Венера в мехах

– Ольга, милая Ольга! Я умираю от страха за тебя, умоляю тебя, оставь меня, – просил Владимир.

– Ты мог уехать от меня, я же не уеду отсюда и останусь, пока не смеркнется; скажу тебе более – я всякий день буду приезжать к тебе.

– Сохрани тебя Бог!

– Непременно буду приезжать, – решительно повторила Ольга.

Он долго смотрел на нее, как будто желая проникнуть в ее душу; он перестал понимать ее и не узнавал прежней застенчивой, стыдливой и бесхарактерной женщины. Голова его начала гореть.

– Если ты решила мою судьбу, – взволнованно начал он, – то говори.

Ольга не шевелилась.

– Говори, прошу тебя, говори!

Она чувствовала, как колени его дрожали.

– Я не в состоянии выбирать между тобой и моими детьми, – начала она, не решаясь взглянуть на него, – не терзай меня, я прошу у тебя только того, что сама даю тебе: любви – более ничего.

– Но, ради тебя же, я должен настоять на более определенном ответе. Ольга, дорогая Ольга, ответь же мне, – с сердечным сокрушением просил Владимир.

– Я не хочу отвечать тебе, – сказала она.

– Дело идет о тебе, о твоем счастье, совести и душевном спокойствии, – продолжал он.

– Дело идет о тебе, – вспыльчиво вскричала она, – о твоем эгоизме, надутой чести и дорогих правилах! Неужели я не стою жертвы, когда я всем жертвую для тебя?..

Владимир вспыхнул. Соболья шуба Ольги упала на пол. Она встала, прислонилась к спинке его кресла и глядела на дорогого ей человека, пока он ходил взад и вперед по комнате, страшно, невыразимо страдая.

– Мое посещение должно доказать тебе, что для тебя я не боюсь поставить на одну карту все, что называю своим: честь, мужа и детей.

– Я этого не хочу, – пробормотал Владимир.

– Чего же ты хочешь? – спросила Ольга, подходя к нему. – Я хочу быть твоей, твоей женой.

– Разве ты не жена другого? – холодно и резко сказал Владимир.

Нечеловеческая, демоническая насмешка, от которой Ольга всегда вздрагивала до глубины души, выразилась в его взоре. Но в этот раз она презрительно выдержала его взгляд с полузакрытыми глазами и равнодушно сказала:

– Подай мне мою шубу.

Владимир молча надел шубу на ее плечи. Она сделала несколько шагов и остановилась. В эту минуту в ней возгорается страшная, дьявольская ненависть к человеку, который так твердо и спокойно стоит перед нею. Нет, во что бы то ни стало она будет источником его мучений и блаженства; он должен изныть от тоски по ней, и, наконец, он задрожит перед нею. Ей невыносима мысль, что он отказывается обладать любящей и любимой им женщиной. Если его страсть не поглотит все его сомнения, все его нравственные убеждения, то он не любит ее или любит не так, как бы желало ее гордое сердце. Она чувствует, что должна пожертвовать собою для того, чтоб владеть им как своей собственностью, и тогда она никому не уступит его. Она топает ногой и отрывисто, резко говорит:

– Я не уйду отсюда.

Злая усмешка передергивает ее уста в ту минуту, как она садится в кресло и сбрасывает с себя свою шубу.

– Прости меня, – начинает Владимир, – я обидел тебя и жалею о том, искренно жалею. Слушаешь ли ты меня, Ольга, милая Ольга? Теперь мои убеждения тебе известны. Ты любишь меня и не можешь победить своего чувства; я сам сознаю, что это превышает твои силы. Прошу тебя, решись всецело принадлежать тому, кого ты любишь; покинуть свой дом, мир которого нарушен навсегда; будь моей женой; я буду носить тебя на руках, буду твоей защитой в здешней суровой жизни и стану жить единственно для тебя.

– Разве я не хочу быть твоей, вполне твоей? – вскричала она с фанатической преданностью, широко раскрыв глаза и спокойно обращая их на него.

Владимир покачал головой, сел на свой старый, изорванный диван и устремил свой взор к земле.

– Ты начинаешь сомневаться и сам видишь, что не в состоянии убедить меня, тогда как мне это возможно. – Нежная краска разлилась по ее лицу; она быстро встала, подошла к двери, заперла ее и бросилась перед ним на пол.

– Ольга, что ты задумала?..

– Приди ко мне, – сказала она, – но как ты дрожишь! Приди, не бойся меня…

Она нежно прижалась к нему.

– Я действительно начинаю бояться тебя, – возразил он ей в лихорадке, – сжалься надо мной и оставь меня…

– Я так жалею тебя, что не уйду, – ответила она ему смеясь, – да, ты пропал.

Зрачки ее расширились, ноздри задрожали, и когда она страстно охватила его и начала целовать, то обнажила зубы – точь-в-точь, как грациозное хищное животное во всей его необузданной жестокости.

– Ты задушишь меня своими поцелуями, – пробормотал Владимир, – в твоих руках душа тает, как воск.

Но прекрасный демон не довольствовался его душой.

– Я хочу, чтоб и рассудок твой также растаял, – шепнула она ему, – только тогда будем мы равные.

И она снова начала целовать его своими влажными, горячими устами и довела его до сумасшествия; он рванул ее к себе и бессознательно стал перебирать руками ее влажные волосы.

– Не смотри на меня, – чуть слышно проговорила она…