Венец

Вот два других: Генрих II Плантагенет и Салах-ад-Дин Юсуф ибн Айюб. Эти тоже говорили «правильные» слова, специально стремились к тому, чтобы эти слова были широко услышаны. Совершали «правильные» поступки, проявляли «милость к падшим», немало способствовали «укреплению истинной веры». Тоже умны, храбры, энергичны. Их тоже называли «рыцарями». Потому что они старательно, целенаправленно создавали такой образ. Ибо так — дешевле. Так проще достигнуть целей. Оба создали империи: Генрих на Западе — Анжуйскую, Юсуф на Востоке — Айюбидов.

Не фанатики, но прагматики.

Первые следовали целям внутри своих рамок. Вторые — тоже своим целям. Но их рамки значительно шире. А вот «раскраску» они делали «по-благородному».

Всеволод сходен с этими двумя. В РИ ему не хватило сил. В моей АИ я смог помочь ему ресурсами и советами. А дальше он сам, своими многочисленными талантами.

Едва сани и сопровождающий конвой выметнулся со двора, как я повернулся к Охриму:

— Ну?

— Трое. Двое снаружи, один изнутри. Ноготок работает.

Сунь-цзы:

«Шпионы бывают пяти видов: местные, внутренние, обратные, шпионы смерти и жизни. Способы их деятельности — непостижимая тайна. Местные шпионы — из местных жителей страны противника, внутренние — его чиновники, обратные — шпионы противника; если обратные шпионы передают противнику ложные сведения, то это шпионы смерти; возвращающиеся с донесениями, — это шпионы жизни».

Нам до такой детальности далеко. У нас «внутри» — тот, кто постоянно живёт в расположении, «снаружи» — тот, кто смотрит со стороны или временно приходящий. Захват полона и приём просящихся под защиту привёл к тому, что часть этих людей вовлекается в текущую хозяйственную деятельность. Получая необходимую свободу перемещений.

Не сомневаюсь, что на моём дворе есть, как минимум, «глаза и уши» Попрыгунчика и Боголюбского. Не считая каких-нибудь киевских или волынских «мстителей». Этих персонажей надо выявлять и, хорошо бы, преобразовывать в «шпионов смерти».

Моя внезапная, явно неофициальная встреча с Всеволодом, не могла остаться незамеченным людьми, которые, по долгу службы, суют нос в чужие дела. Ожидая активизации агентуры, я велел Охриму принять меры. По сути, наши банные посиделки сработали как приманка для разных… «мух».

Понятно, что вычистить расположение так не получится, но кое-что мы удалим.

— Хорошо. Подымай конвой и коня мне.

Я думал хоть щей похлебать — не успел. В ворота заколотили с криком:

— Открывай! Государево дело!

Ну вот кто бы сомневался. Что «человечек» Боголюбского уже стуканул.

— Здравствуй, Дяка. Что так грозно?

Полтора десятка боголюбовских гридней напряжённо осматривали двор, ожидая, видимо, стаи стрел из каждого тёмного угла и лавы бронированных всадников из каждого птичника.

— Эта… Государь. Да. Велел тебя спешно везть. К нему. Ну.

Хреново. Формула «спешно везти» — одно. «Спешно идти» — другое. «Спешно зовёт» — третье.

Меня, похоже «спешно везут» прямо к Манохе в лапы. Но деваться мне опять некуда, единственный способ — втолковать Боголюбскому, что он… не так понял. Что-нибудь. Что ему нынче под хвост попало.

На Красном крыльце Западного дворца ещё толклась кучка пьяных витязей, но двери были закрыты и света внутри не было. Меня провели через другой вход. Где Боголюбский вновь поразил меня. Способностью воспринимать новое и реагировать на него.

Снова проходная комната перед опочивальней. Где мы вчера так хорошо, душевно с ним посидели. Где я, в начале этой ночи, показывал пукалку.