Венец

Тут «братец» Ярослав понял, что уже пора. Сложил оружие, следом начали бросать мечи и волынцы. Бой кончился, берендеи тоже полезли в конюшни. Где и столкнулись с Чарджи. В темноте не разобрали кто есть кто. Или не захотели разбираться.

— Мы — не посрамили! Десяток положили! Я сам, вот этой рукой, четверых!

И зашёлся в кашле.

Крови на губах нет. Лёгкие целы, но рёбра у него… руки в ссадинах, опухли… хорошо бы мочу посмотреть…

Бойцов убили, Чарджи сшибли с чердака, и принялись бить. До потери сознания. Когда пришёл в себя, понял, что убили и оставленных им раненных: оценив в «конюшенной стычке» качество оружия и доспехов, Бастий велел целенаправленно искать похожее.

Мда… Соображает быстро. Насчёт «забрать чужое». А раненные и не скрывались — все ж вокруг свои!

Глава 572

Предчувствия меня не обманули — сволочь. Стычку в конюшне можно, хоть и в натяг, отнести на темноту, горячку боя. Но убийство раненных… Прямое воинское преступление.

Измена. Естественная в эйфории безнаказанности, взращенной предыдущими эпизодами аналогичного свойства.

«У нас всё получится!».

До сих пор же получалось! Изменять с прибылью.

По-умному Бастию следовало бы прирезать и Чарджи. Но он сообразил, что перед ним «инал из рода великих ябгу». За такого можно получить много денег. Или от торков, которые должны выкупить знатного сородича. Или от иных… любителей. Отношения между торками и берендеями — враждебные, приспособить инала на роль «для их наслаждений», кинуть молодёжи «как собакам зайца», довести болью до визга, до «утраты лица»… ценители хорошо заплатят.

Самоуверенность успешного предателя сыграла с Бастием злую шутку: он мог вывести пленника позднее, вывезти замотанным, но ему ли, победителю и пленителю князя Михалко, лучшему другу и сподвижнику смоленских князей, одному из «отцов» нынешней победы… прятать свою добычу?

Иная, но тоже — самоуверенность привела и Чарджи на аркан: мы же победили! Мы же герои! Главный же сказал: «Всё, что найдёшь — твоё!».

Победителей хорошо резать после победы. Героев бьют на отходе.

Бастий — убийца. Но ничего с ним сделать нельзя: его люди не дадут показаний против него. «Круговая порука», «родовая честь», «наши — всегда правы».

Можно провести досмотр берендеев. Мда… нельзя. «Вассал моего вассал — не мой вассал». Но если очень хочется, то можно. Можно взять в оборот тех, у кого будут найдены вещи моих погибших бойцов. Снова: нельзя, но если… И получить очевидную отмазку:

— Трофеи. Сняли с трупов. Их волынцы зарезали, а мы только прибрали.

Можно прижать таких… трофейщиков, посадить в поруб, погонять круглосуточных допросов, поймать на нестыковках, придавить морально и физически, «разломать» личности, сменить им «систему ценностей»…

Короче: поиграть в правосудие. Потратив время. Потеряв, вероятно, «шапку», «Святую Русь», голову…

«День — год кормит». Или — государство рушит.

Заменяем право-судие на само-судие? А что, есть варианты?

— Хреново. Недоказуемо.

— Я могу присягнуть!

— Ага. И поносить раскалённое железо в руках. А присягнуть и Бастий сможет. На тему: ты всё врёшь.

Акиму Рябине довелось однажды «доказывать правду» на раскалённом железе по моим делам. Потом пришлось Елненского посадника с посадницей убивать, управителя вотчины в сортире топить… Мне было стыдно. Повторять? — Не хочу.

Ожидать от предателя, изменника Бастия правдивого ответа… наивно. Посторонних свидетелей найти… вряд ли.

Чарджи мрачно смотрел перед собой, на гриву коня. Так, не поднимая глаз, вдруг спросил:

— А ты, ты мне веришь?

Я аж удивился:

— Конечно. Ты дурак, но не лжец.

— Почему дурак?

— Потому что занялся хабаром.

— Так что ж?! Надо было им всё отдать?!

— «Отданное» можно вернуть. А вот ребят… Ладно. Бывшее — не бывшим не сделать, а вот грядущее надо почистить. К Боголюбскому.

И мы поехали к Западному дворцу.

Какой прогресс, коллеги?! Какие там судьбы человечества?! Захват власти, изменение истории, коронация, царизм, производственные силы с таковыми же отношениями… Да пошли вы! У меня людей убили! Остальное, Русь с человечеством и прогрессом — потом.

Стража пускать не хотела: уж больно мы… окровавлённые. С головы до ног. Как мальчики в чьих-то там глазах в российской литературе. Но когда Пантелеймон в досаде завопил:

— А как я вам крестом горящим со стен махал — радовались! Зверичи ворота открыли! А как сами — заперто! Тьфу на вас!

Тут гридни устыдились и Пантелея пропустили. И меня с ним.

Полное крыльцо народу, живая очередь. Сильно живая: все жужжат, толкаются, кто-то входит, кто-то выходит. Смольный?

«Кто мчит с приказом,
кто в куче спорящих,
кто щелкал
затвором
на левом колене».

Не, затворы не изобрели ещё. Щёлкают здесь, преимущественно, клювами. Похоже, скорее, на Махно в Екатеринославле:

«Батько сидел… за буфетной стойкой с искусственными пальмами — с нее смахнули только на пол всякую стеклянную ерунду — и писал приказы…